Поэзия социалистических стран Европы

Коллектив авторов

ИЗ БОЛГАРСКОЙ ПОЭЗИИ

ХРИСТО СМИРНЕНСКИЙ

КРАСНЫЕ ЭСКАДРОНЫ

Утром самой светлой эры с факелами новой веры красным вихрем эскадроны по моей планете мчат. Словно вороны, над ними в черных тучах, в черном дыме без конца кружат снаряды, стаей черною кружат. Пена с губ коня упала, и кого-то смерть достала - храбрый воин распластался бездыханным на земле… Конь застыл недоуменно, но тотчас за эскадроном он опять помчался следом с ветром, бьющимся в седле. Развевает ветер гривы, не сдержать коней порывы, и летит до облаков, постепенно оседая, вековая пыль седая из-под бешеных подков. Мчат бойцы без остановки, но коварные винтовки преграждают смелым путь - с ними смерть играет в прятки, кратки и кровавы схватки: пуля с пулей, с грудью грудь. Ах, летите, эскадроны! Обожженный, обновленный с вами мир сегодня весь. Ах, летите, эскадроны! Вместе с вами миллионы, миллионы – их не счесть. Свергнув рабские законы, вы летите, эскадроны, обгоняя

старый век. Вы летите вихрем красным в завтра, где под солнцем ясным будет счастлив человек. Ах, летите, эскадроны! Угнетенных смолкнут стоны - вы предвестники весны. Сквозь последние заслоны вы летите, эскадроны, словно молнии, грозны. И когда в былое камнем рабство и насилье канут, станут углями в золе, вы тогда с коней сойдете и губами припадете к отвоеванной земле.

МОСКВА

Москва! Москва! Глаза твои бездонны. Мне так близка заря твоей зари. Москва! Москва! Ты сердце на ладони теперь навек проснувшейся Земли. Москва! Москва! Живой накал металла. Ты все смогла, ты горе отмела. Москва! Москва! Сбылось, о чем мечтала ты, мать моя, ты, сверстница моя. Москва! Москва! Высоты и глубины. И вдоль виска шершавый шрам войны… Москва! Москва! Горят твои рубины, сердца пятиконечные твои. Москва! Москва! С тобой не разминуться. Врагов войска мертвы перед тобой. Москва! Москва! Ты символ революций, ты хлеб и мир, ты самый главный бой. Москва! Москва! Пример тобою подан. Звучат слова о счастье всех людей - и слушают Париж, Берлин и Лондон, Москва, твое воззвание к народам с твоих еще горячих площадей. Москва! Москва! Пусть нам живется всяко. Ты, как трубач, походный марш пропой, Москва,- моя повестка и присяга на бой святой, на – до победы! – бой!

ДА БУДЕТ ДЕНЬ!

Ночь чернотой своей пугает; ночь холодна, как лед, как смерть. Растерзана земная твердь и кровью жаркой истекает. Среди руин, в огне и дыме, безглазым демоном войны знамена хищно взнесены; звенит мечами он своими. Во мраке ночи непроглядной с земли зловеще поднята громада страшного креста; к нему толпою безотрадной идут гонимые бичами кумира золота и зла, и все мрачней, все гуще мгла, и двигать нет уж сил ногами. Почуять воздух жаждут груди, хоть искры света ждут глаза. Мечта одна лишь, как гроза, горит, растет и души будит. Сквозь жуткую ночную тень, сквозь слезы и кровавый гнет мятежный крик кругом встает: – Да будет день! Да будет день!

ЛЮДМИЛ СТОЯНОВ

ГУСЛЯРСКАЯ

Едва лишь сел я вином упиться, вином упиться – друзьям на здравье, друзьям на здравье, врагам на гибель - над ровным полем взвилися птицы, что было грезой – то стало явью, от страшной яви – волосья дыбом. Глашатай кличет по Будим-Граду, по Будим-Граду, Демир-Капии, по всем-то стогнам, путям и селам его я слышу, и горше яда вино, и думы, что тучи злые, застлали мраком мой пир веселый. Соленой влагой полны колодцы, рыдают нивы, рыдают хаты, всему народу – лихая туча!
– – С торгов Афон-гора продается! Мчат богатеи в Солунь треклятый, не повторится счастливый случай! Гора, где каждый-то камень – подвиг! Здоровье хворых, свобода пленных, защита сирых, опора слабых! На райских пастбищах овцы бродят, в святых обителях белостенных монахи черные бога славят. Меня в колыске качало Худо, качало Худо у мерзлой печки, за мною Худо ходило тенью. Как не скучать мне в ночи без свечки, коль ничего мне и ниоткуда, ни в будний день мне, ни в воскресенье! Каб богатеем глядел на солнце, все откупил бы долины-горы, златые нивы, златые руды… Эх, потекли бы мои червонцы на радость здравым, на здравье хворым, на сласть и радость простому люду…

РУССКОМУ НАРОДУ

Словно Балкан, что суровым гайдуком нашей земли стережет небосвод, в страшные годы доблестным другом в помощь нам – русский великий народ. Помнят отцы наши Шипку и Плевну. Русская кровь пламенела, как мак. «Едут!» – будили девчата деревню, в розах тонул за казаком казак. На площадях о Столетове, Гурко старцы поют до сегодняшних дней. Прялки молодок, жужжащие гулко, с песней о русских кружатся дружней. Рабство и мрак ты, как рыцарь, пронзаешь, жизнь возвращаешь и счастья оплот, правды источник из скал высекаешь людям земель всех, о русский народ! В мужестве, в доблести – кто тебе равен? В верности – с кем бы тебя я сравнил? Я бы упал, задыхаясь, бесправен, если б тебя не узнал, не любил. Нет величавее русского слова, нет русской речи звучней и мудрей. Все, что высоко, правдиво и ново, слышимо всюду, рожденное в ней. Разве из пропасти черной вторично к свету смогли б мы подняться опять? Разве нам стало бы снова привычно песни свободы в рядах распевать,- если

б не братья, что шли неуклонно в помощь нам, старый и молодой, молот и серп укрепив на знамена, в шлемах под пятиконечной звездой? Шли на подмогу и все нам простили, братская к нам протянулась рука; русская ярость – безудержной силы, русского чувства бездонна река. Честность, товарищество, сердечность не потускнеют во все времена, русская правда есть всечеловечность, в рост и меня поднимает она. Словно Балкан, что суровым гайдуком нашей земли стережет небосвод, в страшные годы доблестным другом в помощь нам – русский великий народ.

ВЕЛИКИЙ ДЕНЬ

Этот день, он пришел к нам с безлюдьем полей, с тишиною лугов, отзвеневших косою, с позолотою персиков и с синевою над садами и рощами, с плачем детей. Этот день, молчаливый, пропахнувший мятой, и пустующим стойлом, и потом рабов, вдруг расцвел по дорогам над нивою сжатой: загорелись знамена над морем голов. Тишину колокольный трезвон разорвал, словно из дому вышел веселый гуляка. Прогремели замки,- из тюремного мрака люди хлынули, песнями дом зазвучал. И на площади, прежде безлюдием страшной, пред телами казненных столпился народ. Благодарность и вечная слава отважным, тем, чье мужество к светлой нас жизни ведет! Пролетает по улицам и площадям ветер радости, буйно шумящий в знаменах,- из лесов и оврагов на крыльях зеленых долгожданная весть прилетела сюда. Партизанские шапки заломлены браво, на винтовках – султаны зеленых ветвей, поминается Ботев, гайдуцкая слава разливается песней, огня горячей. Говорит командир, и звучна его речь, и летит его слово крылатою бурей, что не будет ни виселиц больше, ни тюрем, что свободу должны мы, как око, беречь. А «катюши» идут, и проходят солдаты, и вокруг ликование, смех и молва. «Красной Армии слава!» – и ярки плакаты, и горят, и сияют над аркой слова. Этот день, он взошел небывалой зарей, развернувшейся в небе, как алое знамя, и над миром зажег благодатное пламя, и рассеялись тучи над нашей землей! От Дуная до Странджи – кипенье народа. Над землей небывалые грозы прошли. Держит власть сам народ над страною свободной, он сегодня – хозяин счастливой земли!

ЭЛИСАВЕТА БАГРЯНА

ЗОВ

Здесь я замкнута, крепки засовы, и в окне решетки черной прутья, ни запеть не в силах, ни вздохнуть я, ни в родной простор умчаться снова. Как томятся в тесной клетке птицы, зов весенний слышу сердцем ясно, но огонь мой гаснет здесь напрасно в душном сумраке глухой темницы. Так разбей замки – пора настала прочь уйти по темным коридорам. Много раз по солнечным просторам я веселой птицей улетала. Унесет меня поток певучий, что из сердца трепетного льется, если до тебя он донесется… – Слышишь из темницы зов мой жгучий?

ПРАВНУЧКА

Нет ни прародительских портретов, ни фамильных книг в моем роду. Я не знаю песен, ими петых, и не их дорогами иду. Но стучит в моих висках лихая, темная повстанческая кровь. То она меня толкает к краю пропасти, которая – любовь. Юная прабабка жаркой масти, в шелковом тюрбане ниже глаз, с чужеземцем, тающим от страсти, не бежала ли в полночный час? Молнию-коня, чернее врана, помнят придунайские сады! И обоих спас от ятагана ветер, заметающий следы… Потому, быть может, и люблю я над полями лебединый клич, голубую даль береговую, конский бег под хлопающий бич… Пропаду ли, нет – сама не знаю! Только знаю, что и мертвой я восхвалю тебя, моя родная, древняя болгарская земля.

ЗАБЫТЬЕ

Говори, говори, говори - опускаю ресницы и внемлю: гор дымятся внизу алтари, вижу смутные море и землю… Там закат багровеет, горя, здесь пожарища, дым и тревога,- где нас встретит сегодня заря и куда эта вьется дорога? О, туда ль, где мы, полные сил, можем, словно два пламени, слиться и в ночи средь небесных светил как двойная звезда засветиться? – Я конца не предвижу пути, позови – я согласна идти.

БЕЗУМИЕ

Могучий вихрь – тревоги грозный знак. Какие эта ночь таит виденья,- и тополя зачем взметнулись так!… О, что за крики, вопли и моленья! Умолкнет и опять застонет мрак. Не рвется ль чья-нибудь душа из мира? Зачем нам лес грозит, как злобный враг, и Орион сверкает, как секира? Такая ночь – для заговора, друг, страшны пожаров огненные лица, самоубийцу манит смертный круг, о боже мой, на что глядит возница! Не третий ли уже петух пропел? Свистя, играет ветер проводами, раздался крик – и конь осатанел, как будто кто-то гонится за нами. Но не принцесса я, ты не король, мы не хотим ни скипетра, ни трона, не сеем мы страдания и боль, мы грамоты не прячем потаенной, нам не нужна ничья на свете кровь. На мир глядим мы влажными очами, чтобы поймать хоть тень твою, любовь! Мы твой мираж хотим увидеть сами.