Погоня за судьбой
Шрифт:
— Но так нельзя, — сказала я тихо. — Нельзя отворачиваться от всех соплеменников только из-за того, что творят некоторые…
— Я тоже так считаю. Но в них больше нет чувства сопричастности к большой Родине, присущего уходящему поколению, к которому принадлежит и ваш покорный слуга. Помимо меня из старой гвардии остался только Самойлов, но он полностью занят инфраструктурными проектами… Мой голос в Совете становится всё слабее. А молодые решили, что оставят «Книгу» в хранилище и приберегут её для нового человечества, которое будет построено здесь. Если Земле повезёт не погибнуть, тем лучше для неё. Но проект «Опека» официально сворачивается, и теперь Конфедерация
Лифт остановился, выпуская нас в просторный коридор, и наша процессия зашагала вперёд, в сторону пневмостанции…
Вот такие они, полубоги и строители светлого будущего – точь-в-точь такие же люди, которые буднично принимают управленческие решения о судьбах всего человечества. Ковчег снаряжён и готов к отплытию, а на берегу останутся миллиарды людей, брошенные на произвол судьбы. «Книгу» упрячут под замок, а из этой маленькой злобной планеты сделают рай для тех, кто останется в живых. И пойдут они вперёд широким шагом, пинком отбросив в сторону старый мир…
— А теперь, Лиза, абстрагируйтесь, — таинственно произнёс Агапов, сделав широкий взмах морщинистой рукой. — Поднимитесь над всем этим и оглядите картину целиком. Понимаете, за всей бытовой рутиной и суетой совершенно потерялись главные вопросы: почему люди двинулись именно сюда, к Россу? Почему первые корабли сели именно здесь, рядом с «воронкой Новикова»? Чья незримая воля нацелила Большую Экспедицию именно на это место? Я не верю в совпадения. И мы не задумывались об этом, пока не случился Великий Исход с Кенгено…
— Я уже знаю, почему люди оказались здесь, кое-кто мне рассказал. Но не думаете ли вы… — Смутная догадка молнией поразила меня в темя и теперь крутилась на языке – ещё чуть-чуть, и я смогу её сформулировать.
— О том, что найденные врата и появление «антипланеты» связаны? — завершил мою мысль Агапов. — Я в этом уверен. Я также уверен в том, что во всю эту историю гармонично вплетается как таинственный артефакт, очень вовремя найденный археологами, так и Созерцающий. Все события последних десятилетий складываются в одну картину. Скоро все эти линии сойдутся в одной точке – она уже маячит на горизонте.
— Всё это не укладывается в голове. — Я развела руками. — Я всего лишь человек, и всё это слишком крупно для меня. Я в этом мире прожила всего-то два десятка лет, этого времени слишком мало, чтобы что-то понять…
— Но что мы знаем о времени? — вопросил Агапов. — И уж тем более о том, как это время воспринимается другой разумной цивилизацией… Важно одно – вы, лично вы передвигаете кирпичики мироздания, пускай даже вслепую, наугад. Действия и события, которые кажутся незначительными, могут изменить ход истории. Вы должны помнить об этом.
— У вас гораздо больше возможностей, чем у меня. С вашими-то ресурсами…
— Если бы так. — Профессор добродушно усмехнулся и посмотрел на меня снизу вверх. — Те, с кем я создавал Экспедицию, выбывают из обоймы. Им на смену приходят новые лидеры, выросшие на этой планете. Молодые, решительные, целеустремлённые, с другими взглядами на жизнь…
— Так вы не просто участвовали, но и создали Большую Экспедицию?
Скромный профессор астрофизики Владимир Агапов, как выяснялось, скрывал за старым потёртым пиджаком много интересных деталей своей биографии.
— Сначала планировал, потом создал, потом участвовал, — мечтательно протянул он. — Нас было много, целый костяк теоретиков и практиков. Учёные – это так и не повзрослевшие, любознательные дети, овладевшие собственным разумом. Мы все были детьми долгие десятилетия, мы горели желанием свернуть
— Я помню эти слухи. — В памяти всплывали обрывки новостей, статей и кривотолков. — В моём детстве все вокруг только и говорили о шпионах Росса, а потом всё постепенно сошло на нет. Выходит, вам удалось преуспеть и отвести от себя внимание. Но почему при всей хитрости вы не взяли власть в Конфедерации? Почему самоустранились? Можно же было избежать многих кровопролитных войн, обернуть вспять повальное скатывание людей в бедность…
— Если бы всё было так просто. — Агапов вздохнул и нахмурился. — История учит нас тому, что ничему не учит, но нас она научила хотя бы следующему: люди не готовы к справедливому обществу равных возможностей, они не хотят его. Миллионы лет эволюции не избавили человеческое существо от базового, исходного хватательного рефлекса, поэтому средневзвешенный человек всегда будет использовать любую возможность, чтобы возвыситься за счёт других. А значит, любая система в конечном итоге деградирует до так называемого «капитализма» в любой из его форм. А следом – до корпоративного фашизма, что мы с вами могли наблюдать воочию в Секторе… Как и двумя веками ранее, мы решили начать с создания альтернативы. Той, где ты можешь ткнуть пальцем вдаль и сказать: «Вот так жить не надо. Вот это – антипример». Теперь самое главное – правильно воспитать подрастающее поколение с сохранением преемственности, чтобы со временем можно было отбросить этот «костыль альтернативности»…
Я не была сильна в вопросах политики, поэтому мне нечего было ответить. Сложная тема справедливого миростроительства всегда бередила сердца людей, и то, что кто-то вновь всерьёз подступился к ней, уже было огромным достижением.
— Итак, я убедил Совет в том, что ты можешь быть полезной, — словно бы возвращаясь из далёкого умозрительного путешествия, сказал Агапов. — Правда, я не думал, что Крючков согласится так легко. Мне вообще показалось странным его поведение… В общем, теперь тебе нужно оправдать возложенные на тебя надежды.
— Однажды я уже согласилась вам помочь, и из этого не вышло ничего хорошего.
— Пойми, речь идёт о твоей жизни и смерти. — Морщинистая ладонь легла на моё запястье, старик придвинулся ещё ближе. — И не только о твоей. Подумай о своих друзьях.
— Пообещайте мне, — попросила я, — что когда я сделаю то, что вы хотите, вы поможете нам уйти – всем вместе.
— Обещать ничего не могу, но сделаю всё, что в моих силах, — твёрдо ответил Агапов…
* * *
Тут и там размеченная россыпями огней, территория космодрома простиралась на добрые полдюжины километров, втиснутых в плато средь расщелин и отвесных скал. На краю пространства торчал купол, с обзорной площадки которого сквозь стеклопластик я и глядела на десяток ангаров и высокую диспетчерскую вышку, призраком белевшую в стороне. Сбоку от ангаров, занимая без малого четверть площади, в шашечном порядке были брошены десятки кораблей. Над всей этой грудой железа исполинами возвышались два древних «Алоксилона». Полуразобранные, выпотрошенные, подсвеченные снизу прожекторами, с зияющими чернотой брешами в обшивке, словно выброшенные на берег киты, они создавали пейзаж, перерастая во тьму над лётным полем.