Погоня за судьбой
Шрифт:
— Хорошо. А вы закругляйтесь с распитием. Через полчаса вернёмся и проверим – чтоб духу вашего здесь не было!
— Уже уходим!
Через несколько секунд гул двигателя стих, а спустя ещё какое-то время дверь в подъезд открылась, и давешний парень спросил:
— Слышь, ты как?
— Нормально, спасибо вам. Я пойду…
В тепле меня начинало морить, бинты всё сильнее пропитывались багрянцем. Я понимала – оставаться на месте было опасно, нужно было двигаться, и я, прижимая руку к животу, побрела мимо дома в сторону от больницы…
Вскоре безлюдный
Сжавшись в комок, я уже ощутимо замёрзла, но холод и разглядывание окружающих домов смягчали боль. Я остановилась на мгновение, обернулась – вдали, на фоне небольших коттеджей, над которыми к небу тянулись столбики печного дыма, возвышалась троица ярко освещённых высоких небоскрёбов, вершины которых исчезали в низких облаках. Между ними мухами сновали огоньки аэрокаров и гравилётов. Жизнь кипела в городе, стягиваясь туда с пустых и молчаливых окраин. Где-то там меня уже искали, и утром кто-то точно лишится погон за халатность…
* * *
Коттеджная застройка буквально оборвалась вместе с редкими фонарями, и я выбралась на просёлочную дорогу, меж деревьев уходящую в казавшиеся бескрайними поля. Небо было затянуто покрывалом облаков, в котором укрылась Луна, но отсветы белых сугробов позволяли ориентироваться в темноте. Я упрямо шла вперёд по колее, а в голову лезли воспоминания – ночная дорога от захваченного бандитами интерната, дикая усталость и исступление, толкающие меня вперёд… Всё это было целую вечность назад, и всё это повторяется снова…
Во тьме я различала ряд редких деревьев, лесополосой встававших между дорогой и прилегающим к ней полем. Вскоре деревья уступили место невысокому кривому забору, за которым в отдалении виднелся одинокий фонарь, выхватывающий из темноты торец деревянного, сбитого из брёвен дома. Окрест фонаря царила тьма – лишь где-то в отдалении в высоте перемещались едва различимые огоньки глайдеров, несущихся вдоль воздушной трассы.
Давно исчезнув из виду, город остался далеко позади. Я просто шла без малейшего понятия, куда, и сколько ещё мне придётся брести по холоду во тьме. Зубы сводило, живот рвала резь, а крупные капли крови падали с промокших бинтов на больничные штаны и в белый снег. Добравшись до занесённого снегом перекрёстка, я свернула с дороги и заковыляла в сторону одинокого фонаря.
Я прошла ещё два десятка шагов, когда последние силы покинули меня, и я рухнула на снег. Неподалёку тут же залаяла собака – настойчиво, громко. Ползти… Я ещё могу ползти… Кое-как поднявшись на четвереньки, я протащилась ещё несколько метров, улеглась прямо на снегу, свернулась калачиком и закрыла глаза.
Будь что будет. Я хотя
Собака заливалась где-то впереди, ей вторила другая – побольше, судя по тембру лая. Раздался деревянный скрип, и низкий мужской голос грозно воскликнул:
— А ну тихо там! Рэкс, чего разбрехался?! Что там увидел?!
Приближающийся хруст тяжёлых ботинок по снегу… Собаки затихли. Прямо надо мной громыхнуло:
— Эй, ты чего тут разлеглась? Ты ранена? А ну давай-ка в дом…
Сильные руки подняли меня и потянули в сторону тусклого фонарного пятна. Бородатый мужичок в камуфляжном ватнике, перекинув мою руку через своё плечо, недовольно ворчал:
— Давай же, двигай… Шевели ногами, молодёжь! Я что, на себе тебя буду тащить?
Мы кое-как взобрались по крылечным ступеням и вошли в помещение – в повеявшее ароматом горящей древесины тепло, под свет бьющей через закрытые веки лампы. Пол поскрипывал под ногами, а я, пребывая в полусне, всё ещё висела на плече незнакомца, удерживаемая лишь его волей. Послышался взволнованный женский голос:
— Федя, кто это? С неё кровь льётся… Ох, что за напасть… Иди, укладывай её на диван, я схожу за аптечкой… Что за напасть-то среди ночи… Надо звонить в полицию.
— Не надо, Катерина, погоди пока. Успеется ещё полицию вызвать, сначала её подлатать надо…
Меня опустили на мягкую поверхность, в которой я тут же начала тонуть, погружаясь в дрёму. Ватное тело наполнялось лёгкостью, и мне чудилось, будто я отделяюсь от него и лечу куда-то вверх… Снова покидаю бренное тело? Может, в этот раз всё наконец закончится, и я отправлюсь следом за Марком?
Вдалеке раздавались голоса:
— Уже размотал? Вот, держи.
— Нужна твоя помощь, Катюша. Зажми вот тут… Сильнее прижимай! Прижимай, говорю… Беда, придётся подшивать… Надеюсь, внутри всё не так плохо, как снаружи… Прикрой ей рот, и держи крепче, чтоб детей не разбудила. Сейчас буду вводить иглу…
Чья-то ладонь зажала мне рот, и тут же адская боль пронзила низ живота. Я приглушённо закричала и потеряла сознание от болевого шока…
* * *
… «Лучше всего ешь тогда, когда не думаешь о закуске, и лучше всего пьёшь, когда не ждёшь другого питья: чем меньше человеку нужно, тем ближе он к богам».
Сократ знал толк в людях, и с тех древних пор они ничуть не изменились. Открыть в себе нечто, что позволило бы пренебречь славой, богатством и прочими неизменными атрибутами «успешного человека», словно мелочами жизни, было доступно каждому – и одновременно уделом немногих.
Каждый ли человек встаёт перед чертой, когда на ум невольно приходит вопрос: а что заберу я с собой на тот свет? Каждый ли находит верный ответ? Не деньги, славу или почёт. И даже не друзей и врагов, а только воспоминания. Именно они останутся, когда всё остальное перестанет иметь значение. Тёплая радость от пережитых ярких впечатлений, горечь упущенных возможностей и вязкая печаль в наказание за совершённые проступки – это та самая последняя и уникальная печать, которая ляжет на мой билет, когда я перешагну через борт лодки Харона…