Похождения инвалида, фата и философа Додика Берлянчика

Пиковский Илья

— А почему бы нет?

— У меня карандашная мушка на щеке, — сонно напомнила Любаша. — Может быть, это и в самом деле неприлично?

— Девочки, в машину, я сказал!

— Не надо, Миша. Я лучше знаю председателей: это такие же люди, как и все. Поверь, он примет Любашу в велотреках и с карандашной мушкой на щеке куда с большей радостью, чем какого-нибудь ветерана, который тридцать лет стоит первым на квартирном учёте. Уверяю тебя!

— Оно, конечно, — солидно поддакнул Виталий Тимофеевич. — Ес­ли взять, к примеру, Любашу или ветерана? Понятно, что девочка

спо­дручней.

— Всё, всё! Конец дебатам, — торопил Берлянчик. — Это всё же председатель, а мы заставляем его ждать... Виталии Тимофеевич, где служебная бутылка «Наполеона»?

— Тут. В «дипломате».

Виталий Тимофеевич, который по старой директорской привычке любил только голые факты, тут же подхватил «дипломат» и хотел его раскрыть, чем поверг Додика в немалое смущение,

— Как вам не стыдно, Виталий Тимофеевич, неужели я не верю, что вы не прошляпили коньяк?! Я же помню, когда вы руководили це­лым комбинатом!

Берлянчик поправил пляжную бейсболку с надписью «Оклахома» и зашагал к исполкому. Вероника решительно двинулась за ним. Она пересекла площадь перед зданием с заносчивостью горожанка, прези­рающей райцентровских прохожих. Пелеринка на её груди подпрыгива­ла, обнажая все нежные прелести под ней, а на босоножках нестерпимо сверкали огромные никелированные застёжки. Ослеплённая адским горением застёжки, одинокая курица на площади вспорхнула и, прон­зительно кудахча, бросилась наутёк. За Вероникой плелась её подру­га, застенчиво прикрывая карандашную мушку на щеке. Шествие замы­кали Виталий Тимофеевич со служебным «Наполеоном» в «дипломате» и Газецкий, который тяжело ступал в своих огромных звёздно-поло­сатых шортах, набычив голову и сцепив руки за спиной.

— Миша, что за вид? — недовольно спросил Берлянчик, когда они поднялись на второй, руководящий этаж. — Я же говорил: в райадминистрации не любят унылых ходатаев. Перестань думать о том, как тебя встретит председатель… Думай о море, о яхте, о синьорах Кармелло и Марчелло, и ты увидишь, он тебя встретит как родного брата!

С этими словами Додик потянул дверь в приёмную, которая ока­залась на замке.

— Что вы дёргаете ручку? — крикнула уборщица, воевавшая со шваброй в коридоре. — Там никого нет!

Сияние несметных сокровищ в глазах Берлянчика сменилось туск­лыми коридорными сумерками.

— А где же председатель?

— Ещё за той вечер уехал.

— Позвольте, — возмутился будущий владелец Каролино-Вегаса, переходя на фальцет. — Что значит — уехал?! Мы же отмахали на яхте сорок пять километров...

В ответ Берлянчик услыхал грохот швабры, положившей конец всяким объяснениям. К столице следующего района экипаж «Вольво» направлялся в гробовом молчании. Вероника по-прежнему сидела на коленях у Газецкого, который тяжело сопел за её спиной и угрюмо протирал очки. Теперь, когда растаяли золотые миражи, она переста­ла быть для него дразнящим мотыльком любви, а стала обычным не­удобным весом. На лице Вероники было скучное выражение беженки.

— Виталий Тимофеевич, — наконец промолвил Газецкий, возвра­щая очки на переносье. — Подержите, пожалуйста, Веронику.

С

этими словами Миша подвинул свою ношу таким образом, что правая часть её хорошо выписанных ягодиц оказалась на «дипломате» со служебным «Наполеоном». Виталий Тимофеевич высокомерно поморщил­ся, освобождая «дипломат» от Вероники. Кроме двух основных доброде­телей — умения пить и держать язык в заднице, бывший директор ком­бината ещё умел подавлять свою плоть и чрезвычайно гордился этим. Он всегда считал, что водка более мужское занятие, чем женщины.

— Осторожней, Миша! — воскликнула Вероника, заваливаясь с толстой и комфортной Гришиной ляжки на тощую конечность Виталия Тимофеевича.

— Извини, у меня ноги затекли.

— Не надо было брать девиц в серьёзную поездку, — ехидно за­метил Виталий Тимофеевич.

— Это вас не надо было брать, тогда бы мы не прели в этой тесноте!

Берлянчик с укоризной оглянулся на Газецкого.

— Это бессердечно, Миша... Ты знаешь, какая перед нами труд­ная проблема. Пока мы заполучим Каролино-Вегас, нам придётся выпить не одну бутылку коньяка, а у меня проблемы со здоровьем. Или тебе нужен совладелец-инвалид?

— С кем пить? Я пока не вижу!

— Нельзя ныть при первой неудаче, — возразил Берлянчик. — Ес­ли бы наживать мультисостояния было плёвым делом, все были бы Рок­феллеры, а пока их только единицы… Мало ли почему нас не встре­тил председатель? Возможно, кто-то заболел или человека срочно выз­вали... Нет этого, мы начнём поход на Каролино-Вегас со второго — не всё равно, с кого начать?

Однако со второго начать тоже не пришлось. Как сообщила сек­ретарь, он отдыхал в поле на комбайне, спасаясь от многотрудных райадминистраторских забот. Она с гордостью говорила о рабочих корнях своего шефа, не замечая, что посетитель в солнцезащитных очках и пляжной бейсболке с надписью «Оклахома» меняется в лице.

Увидев, что Берлянчик пошатнулся и схватился за сердце, Любаша бросилась к нему, готовая тут же привести его в чувство.

— Прекрати, Любаша! — строго сказал Берлянчик, сразу приходя в себя. — Ещё недоставало тут, в райадминистрации… Что за сексу­альные фантазии такие? Напиши о них в телепередачу «Эротические среды», а меня оставь в покое!

Грохоча, как оторвавшаяся при землетрясении колонна, Газецкий мчался по лестнице вниз, понося на чём свет ту минуту, когда он ввязался в эту авантюру.

— Каролино-Вегас! — сиял он в машине, пожимая плечами. — Дом Берлянчика! Как я, нормальный человек, с температурою тридцать шесть и шесть и без следов белка в моче, мог поверить в этот бред?! Толик, разворачивай машину!

— Куда — в Тирасполь? — с надеждой уточнила Вероника, вспушив чёлку игривым жестом топ-модели.

— Опять бриллианты! Вероника, ты можешь думать о чём-то о другом? Пересядь к Виталию Тимофеевичу. Виталий Тимофеевич, возь­мите Веронику!

Виталии Тимофеевич криво усмехнулся. Предложение Газецкого разбередило в нём старые болезненные комплексы, которые развились ещё в те благословенные времена, когда он, бывший двоечник и алко­голик, командовал огромным коллективом.