Пока горят поля

Юрген Ангер

– Он сказал, что до него нельзя дотрагиваться...

– Нельзя дотрагиваться, нельзя брать его вещи и есть из его посуды. Это криминальная культура, Юго, и я вряд ли смогу тебе объяснить, зачем это все. Это идиотизм, да. И я не знаю, как вы будете жить с ним в одной квартире.

– Я завтра улетаю, - напомнил Юго, - а до завтра как-нибудь продержусь. Хотя это, конечно, унизительно.

– А кто спорит, - вздохнула Бася, - криминальная культура - здание, возведенное на фундаменте шовинизма и неравноправия.

– Это, наверное, не мое дело, - начал

было Юго, - но твой Полковник - ревнивое злобное чудовище.

– Это не твое дело, Юго, - ответила Бася, - и я знаю, что у меня за муж.

Когда они приехали домой, в квартире была только Лита. Смотрела на кухне фильм с ведром попкорна.

– А где папа?
– спросила Бася.

– Они с негром зашли и тут же ушли, - поведала Лита. Без грима ее лицо казалось совсем детским, и ничего в этой бледной лохматой девчонке не было от блестящей придворной дамы в белом муслиновом платье.

– Не нравится это мне, - задумчиво проговорила Бася.

Юго уселся на банкетку в коридоре и с трудом тянул с себя ботфорты.

– Лита, сможешь завтра вернуть эту роскошь реквизитору?
– по-французски спросил он Литу.

– По-русски, Юго, - напомнила Лита.

– Уже не надо, - отвечал Юго. Он победил один сапог и принялся за второй.
– Завтра я улетаю. Поздравь меня.

– Утвердили?
– не поверила Лита.
– В "Spirited head"? Ты же просто зашел покидать реплики Клаусу... Ну почему!
– Лита упала в отчаянии на кухонный диванчик, взметнулись ноги в ушастых заячьих тапках.

– Главная роль, Лита. Демон, - добил ее Юго.

– Демон - в смысле черт?
– уточнила Бася.

– Это имя главгероя, - обяснила Лита, - в этой его засраной "Голове". Вот почему Юго все хотят, а меня никто? За него все дерутся, а меня берут в фильм, только если папаша угрожает расправой?

– Не преувеличивай, - робко начала Бася.

– Горький опыт продажи себя, - Юго взял из чемодана футболку и джинсы и встал на пороге ванной, - Ты уверена, Лита, что хочешь иметь подобный опыт?

И скрылся в ванной, взметнув полотенца. Бася и Лита переглянулись.

– Не завидуй, - наставительно произнесла Бася, - при ближайшем рассмотрении выясняется, что нечему завидовать. Видишь, его взяли не за актерский талант, а совсем за другое. Ты что, тоже так хочешь?

– Мне не предлагают, - надулась Лита.

– Пусть бы только попробовали!

В ванной зашумела вода. Лита взяла свой попкорн и включила по-новой фильм. Бася подсела к ней:

– Что папа говорил, когда уходил?

– Чтобы мы ложились и его не ждали.

– И не сказал, куда уехал?

– А он обычно что - говорит?

В пять утра за Литой и Басей приехала машина и увезла - Литу сниматься, а Басю - сидеть на скамейке с новой книгой. Тогда же, в пять утра, явился домой и Полковник, побродил, покачиваясь, по квартире, поматерился, помешался под ногами у злобной ненакрашенной Литы и повалился спать - с храпом и поперек кровати.

Юго проснулся от этого его храпа и оттого, что за несколько месяцев

съемок приобрел привычку вставать рано. Полковник за стеной выдавал сложнейшие рулады - что полностью соответствовало его злодейскому образу. Юго влез в джинсы, раскрыл сценарий предстоящего ему "Spirited head", прочитал несколько листов и соскучился. История юного военного, которого любовник-покровитель пристроил в секретари к своей молодой жене - будто и не догадывался, что люди по природе свой как минимум бисексуальны. Как ни банально, герой тут же влюбился в свою высокую патронессу - впрочем, фильм основан был на историческом материале, а тут банальность неизбежна.

Юго задумался о рисунке роли, о парадоксальной способности гомосексуалистов обожествлять некоторых женщин и о том, что сценарий дерьмо. Впрочем, начинающему актеру грешно капризничать. До самолета оставалось восемь часов. Юго отложил сценарий, раскрыл на коленях ноутбук - коллега Клаус обещал прислать запись их совместных проб, и не обманул. Юго воткнул наушники - чтобы не разбудить чудовищного Полковника - и открыл первый из присланных файлов. Больше всего на свете он любил себя - на сцене, в зеркале и на экране.

Режиссершу звали Кара Ян - почти как знаменитого дирижера. Пока Клауса гримировали для проб, Юго слонялся бессмысленно по съемочному павильону, и Кара Ян узнала его и попросила - не сильно, конечно, упрашивала - покидать Клаусу ответные реплики. "Ты знаешь немецкий, ты учился в Сорбонне и твоя мама графиня - кто лучше тебя подыграет претенденту на роль камер-юнкера".

Юго пробежал глазами текст - он запоминал такие небольшие отрывки после четвертого прочтения, театр давал о себе знать - и спросил со смехом:

– Кариш, я не вижу ремарки - "отоваривает в грызло".

– С чего это? И где?
– удивилась манерная черноглазая Кара Ян.

– Смотри, они оба мальчики, один из них впридачу слегка гоповат, и когда собеседник его спрашивает - "Говоришь ли ты по-гречески?" - в ответ должна быть соответствующая ремарка. Ведь он его как-никак клеит...

– Сорбонна тебе только навредила, - отвечала сердито Кара Ян, - Актеру вредно быть излишне образованным. И вся соль в том, что клеит-то он клеит, а собеседник его не понимает. Ты знаешь, что значит говорить по-гречески, а он - нет.

– А кто они вообще такие?

– Камер-юнкер герцогини и камер-юнкер малого двора. Что-то вроде двух вермфлаше для высоких особ с функцией камердинера. Миньоны.

– То-то знакомое слышится в их диалоге. Словно два хастлера на бульваре Санта-Моника договариваются провести вместе вечер, если не дождутся клиентов.

– Странные у тебя ассоциации, Юго, - поморщилась Кара Ян, - Ты не отыгрывай слишком ревностно, а то у меня Клаус потеряется.

Клауса тем временем загримировали. Он сидел на высокой банкетке - банкетка должна была изображать подоконник - дворца или замка - и сосредоточенно читал что-то из раскрытой папки, и задумчиво крутил в пальцах цепочку серебряной закладки. Как гопник четки.