Пока летит пуля

Квиннел А. Дж.

– Ты был когда-нибудь с женщиной?

С горечью и обидой в голосе мальчик ответил:

– Нет, местным девушкам нет дела до сироты из приюта.

– Но ведь летом здесь бывает много приезжих.

– Да, я часто видел симпатичных девушек на пляже Рамлы и на улицах Рабата, но в приюте нам на карманные расходы выдавали по пятьдесят центов в неделю. Мне говорили, что самый дешевый напиток в дискотеке в Ла-Гротте как раз столько и стоит, а за вход туда надо заплатить семьдесят пять центов.

После затяжного молчания Кризи сказал:

–

В тот день, когда все бумаги об усыновлении будут готовы и мы их получим... в тот день, когда ты сюда окончательно переедешь, никаких денег на карманные нужды у тебя больше не будет. Каждую неделю ты будешь получать по двадцать семь фунтов - на Гоцо это минимальная зарплата. Но деньги эти, Майкл, ты будешь отрабатывать, причем трудиться тебе придется в поте лица, так, как никогда в жизни.

Леони видела, как Майкл повернул голову, взглянул на Кризи и кивнул.

– Я отработаю их, Уомо.

– Ты знаком с моим шурином - Джойи Шкембри?

– Видел его, конечно. В прошлом году на праздник он привез мне и другим ребятам газированные напитки. Я даже как-то с ним парой слов перемолвился. Он обычно играл в футбол за "Айнселум", но пару лет назад ушиб колено. Он был хорошим нападающим.

– Ладно, в первую субботу после того как ты сюда переедешь, Джойи сходит с тобой в Ла-Гротту. Пусть тебя не смущает, что вы там будете вместе, и вообще тебе его стесняться не надо. Но никогда не пытайся с ним хитрить или умничать. И Боже тебя упаси пытаться отбивать его девушек - правой он бьет, как кузнечным молотом. Я как-то сам это видел.

В первую субботу после переезда Майкла из приюта Кризи повез его в Рабат на встречу с Джойи. Потом он пригласил Леони на ужин в Та-Френи. Когда в час ночи они вернулись домой, Майкла еще не было дома.

Леони услышала, что он вернулся в четыре утра, прошел в спальню, открыв дверь ударом руки, и свалился на пол. Она уже собралась встать с постели, однако Кризи, схватив ее за локоть, остановил этот непроизвольный порыв. Это был первый раз, когда он позволил себе коснуться ее в постели.

– Оставь его в покое, - буркнул он.

Утром Леони зашла в спальню к Майклу и увидела, что он лежит одетый поперек кровати и спокойно посапывает в подушку.

До завтрака Кризи заставил парня проплыть бассейн в длину сотню раз.

Стоял июль. Чудесные дни сменялись прекрасными вечерами. Леони старалась как можно больше времени проводить в саду. Ели они теперь только на воздухе. Вечерами над жаровней, как правило, колдовал Кризи. Он был мастером своего дела - мясо всегда настаивал за сутки в маринаде собственного изготовления. Она же обычно готовила салаты. Кризи обучал Майкла секретам обращения с жаровней, рассказывал ему о тонкостях приготовления разных сортов мяса и рыбы, которой его частенько угощали друзья-рыбаки в "Глиниглз". По просьбе Кризи Леони учила мальчика готовить овощи. Майкл схватывал все налету, и она заметила, что готовить ему нравится.

Как-то Леони спросила Майкла, как кормят детей в сиротском приюте. Он скорчил страшную гримасу и сказал:

–

Нас там кормили так, будто в машины бензин заливали. И вкус у еды был такой же.

Жаркое солнце, замечательная природа и вся обстановка, царившая на Гоцо, должны были бы восхищать Леони, нежданно-негаданно попавшую в этот рай, однако с каждым днем она впадала во все более глубокую депрессию. И не потому, что островитяне продолжали к ней относиться так, словно она была переносчиком неизлечимой заразы, и не потому, что Кризи и Майкл с каждым днем становились все ближе друг другу, что лишь усиливало ее изолированность.

Она была неглупой, чувствительной и ранимой и имела достаточно жизненного опыта. Ее вклад в их общую жизнь ограничивался поездками за продуктами, готовкой и обучением Майкла азам кулинарии. Ее никто никогда ни о чем не спрашивал, мнение ее никого не интересовало. Иногда Леони просто боялась просыпаться по утрам, потому что с каждым днем ее моральное состояние становилось все хуже. По ночам она часто не могла заснуть. Час за часом лежала в огромной постели рядом с Кризи, слышала его дыхание, порой какие-то отрывистые обрывки слов или фраз, которые вырывались у него во сне.

Ей ничего не оставалось, как заставлять себя думать лишь о выкупе квартиры в Лондоне и о потрепанном "форде-фиесте".

* * *

Было три часа дня. Лаура Шкембри стояла во дворе своего дома и смотрела, как вдалеке ее сын и Кризи ремонтировали стены ветхого здания. В то утро она ходила за покупками в Рабат. Там она встретила свою двоюродную сестру, которая не без основания слыла одной из самых острых на язык сплетниц на острове. Она рассказала Лауре, что эта женщина, которая жила с Кризи - его женой кузина ни разу ее не назвала, - чуть ли не каждый день ходит в супермаркет за покупками. При этом она со злорадным удовольствием смаковала подробности того, как она сама и все остальные островитяне делали все, чтобы дать ей понять - Леони здесь чужая и своей никогда не станет.

– Я с ней ни разу словечком не перемолвилась, - усмехнулась она. - Ни единым словечком. С того самого дня, как она приехала на Гоцо.

Когда Лаура зашла в лавку зеленщика, продавщица, стоявшая за прилавком, почти слово в слово повторила ей слова двоюродной сестры, причем с тем же самым выражением ехидного злорадства.

Лаура смотрела на двух мужчин, работавших вдалеке. Ее сын стоял на вершине стены. Кризи передавал ему известняковые блоки. Глаза ее скользнули по полю туда, где муж пахал на маленьком тракторе землю.

Лаура задумчиво взглянула на часы и окончательно приняла решение.

Зайдя в дом, она взяла свою сумочку, ключи от "лендровера" и написала записку Полу.

Когда раздался звонок в дверь, Леони лежала в шезлонге около бассейна. Она посмотрела на часы. Кризи обычно возвращался позже. Майкл и его учитель арабского языка сидели под решетчатым навесом, поглощенные беседой. Пока она шла к воротам, в голове ее мелькнула мысль о том, что Кризи не мешало бы обучить мальчика еще и хорошим манерам.