Пока смерть не заберет меня
Шрифт:
— Крис!
— Илэр… — он крепко обнял меня. — Я боялся, что ты не приедешь. Думал, не захочешь меня больше видеть.
— Я только сегодня попал домой, а Валь подсказал заглянуть в почтовый ящик, — запротестовал я против такой очевидной глупости. — Если бы я вернулся раньше, то приехал бы сразу.
— Тебе сильно досталось от Алана, малыш? — Кристиан заглянул мне в лицо.
— А тебе?
Мы посмотрели друг на друга, и Кристиан прерывисто вздохнул.
— Похоже, нам обоим досталось, — сказал он печально. — Что ж, здесь, как и всюду, действует право сильного. Признаюсь, я был слишком самонадеян, и переоценил свои силы.
— Ничего, все могло кончиться гораздо хуже. Я боялся, что Алан убил тебя — ведь всю эту неделю я ничего
Покачав головой, Кристиан оглянулся на девушку-портье: та, делая вид, будто увлечена книжкой, с любопытством наблюдала за нами из-под падающей на глаза челки и прислушивалась изо всех сил. Да, разговоры об убийстве могли показаться ей весьма подозрительными. Еще полицию вызовет.
— Здесь есть маленький ресторанчик, — сказал Кристиан вполголоса, — в котором подают на редкость хороший кофе, да и пирожные выше всяких похвал, — я невольно улыбнулся: Кристиан был и оставался сладкоежкой, в любых обстоятельствах предпочитая всем остальным лакомствам кофе и пирожные. — Предлагаю перенести разговор туда, если только ты не имеешь ничего против кофе так поздно вечером.
— Последние несколько лет я веду преимущественно ночной образ жизни, — отозвался я. — А часто случается, что день и ночь смешиваются, и трудно их различить. Так что в кофе на ночь глядя нет ничего страшного.
— Предпочитаешь лунные ночи? — склонившись ко мне, и так тихо, чтобы девушка-портье не услышала, спросил Кристиан.
— Нет, мне больше по душе новолунье, — отозвался я. — От лунного света я впадаю в сентиментальное настроение, а это не всегда хорошо.
Кристиан понимающе улыбнулся и кивнул.
Ресторанчик, про который он говорил, находился в том же здании, что и гостиница и, по сути, являлся частью гостиничного комплекса. В этот поздний час народу было немного, и свободный столик нашелся без труда. Зал был небольшой, но очень уютный. На столах лежали скатерти из настоящего беленого льна и стояли маленькие букетики из полевых цветов. Все было очень просто, почти по-деревенски, и не верилось, что только час назад я покинул столицу, один из самых шумных и густонаселенных городов континента.
Сидя на стуле очень прямо, в идеально подогнанном по фигуре темно-сером костюме, с зачесанными назад и собранными в хвост густыми волосами, Кристиан как никогда напоминал аристократа старых времен. Собравшиеся у бара свободные официантки, все — молодые девушки, заинтересованно поглядывали на него, на меня, и перешептывались. Мы сидели не очень далеко, и отдельные слова и даже фразы долетали вполне отчетливо; так, я услышал, как одна из девушек сказала со смешком: "Посмотри, какие красавчики", — и бесцеремонно указала подруге на наш столик. Кристиан, который не мог этого не слышать, чуть насмешливо улыбнулся мне глазами. Я уставился на скатерть. Все-таки удивительное дело: чем дальше, тем сильнее привлекала женщин моя внешность, тем охотнее они подпадали под влияние моей харизмы, природа которой, теперь это было уже совершенно ясно, не имела ничего общего с человеческой. И только Мэвис, нежная Мэвис, внимания которой я желал как никакого другого, оставалась совершенно равнодушной к моим чарам. Это причиняло боль, но это же и делало ее столь невыразимо привлекательной.
Подошедшая официантка приняла у нас заказ, поочередно расстреливая глазами меня и Кристиана, и ушла, то и дело оглядываясь.
— Интересно, — проговорил я вполголоса, — можно ли как-нибудь это "выключить"?
— Девицы донимают?
— Не то слово.
— В твоем возрасте положено получать от этого удовольствие, — с усмешкой заметил Кристиан.
— Извращенное это какое-то удовольствие, — возразил я мрачно. — Иногда я начинаю чувствовать себя проституткой. Правда, деньги мне пока еще не предлагали, но если так пойдет дальше, то скоро начнут. Знаешь, что мне буквально сегодня сказала она знакомая… хм… девушка? Что от меня за километр несет сексом. Как тебе это нравится? Может быть,
Перегнувшись через стол, Кристиан слегка сжал мне плечо и встряхнул, прерывая мой грозящий сорваться в истерику монолог.
— Спокойно, малыш. Не распускайся.
— Да… — я осекся и с силой потер переносицу. — Извини.
— Что до Хэтери, — продолжил Кристиан, пристально глядя на меня потемневшими до цвета грозового неба глазами, — то она известна своим сладострастием…
— Сладострастием? Это очень мягкое для нее выражение, я бы сказал — похоть! И она не исключение! — перебил я нетерпеливо. — Крис, ведь они же все, все такие, ни один из них не лучше других! А я? Иногда, как подумаю, до чего я докатился, так гадко становится. Чем я занимаюсь, Крис? Что позволяю с собой делать? Да любой честный человек может плюнуть мне в глаза и будет прав. Разве об этом я думал, когда просил о превращении? А ведь, самое смешное, Алан сразу, еще до того, как подчинить меня, предупреждал, что я совершаю большую ошибку.
— Это был и в самом деле очень неразумный поступок, — серьезно кивнул Кристиан. — Но он уже совершен, и сожалеть по поводу своей легкомысленности поздно и ни к чему. Лучше подумать, как исправить последствия и вернуться к нормальной жизни.
— А возможно ли это? Еще пять лет назад я решил, что не смогу жить как раньше, однажды заглянув в мир, открытый моему отцу и скрытый от большинства людей. А ведь тогда я еще был человеком. Теперь же я… вообще непонятно кто.
— Ты человек, пока считаешь себя человеком. Возьми себя в руки, Илэр.
Около нашего столика вновь возникла официантка и принялась очень неспешно составлять с подноса кофейник, чашки и остальные приборы, при этом широко и хищно улыбаясь ярко накрашенным ртом. Я демонстративно отвернулся в сторону, а Кристиан спокойно, без улыбки, но очень элегантно поблагодарил ее наклоном головы. Я позавидовал его сдержанности — лично у меня все эти зазывные улыбки и сладкие взгляды вызывали тошноту и неудержимое желание сплюнуть.
— Иногда мне кажется, что и обычные женщины, за редким исключением, ничем не отличаются от носферату, — проговорил я вполголоса, когда официантка, демонстративно закатив глаза, отошла обратно к бару. — И их поступками руководит в основном похоть. Ты видишь, как они смотрят на тебя? На нас? Как ты полагаешь, о чем они думают?
— Илэр, — тихо, но твердо прервал меня Кристиан. — Давай поговорим о чем-нибудь другом.
Вид у него при этом был строгий, почти суровый, как у священника.
— О чем?
— Да хотя бы о том, что нам теперь делать.
— Чтобы говорить об этом, мне не помешало бы знать, что произошло у вас с Аланом.
Кристиан чуть повел плечами, словно пиджак мешал ему, и сказал, не опуская, впрочем, глаз:
— Я проиграл Алану по всем статьям.
— А можно поподробнее?
Несколько секунд он молчал, и казалось, что продолжать разговор на эту тему он не пожелает, или же отделается категорическим «нельзя», и никаких подробностей мне не узнать. Его лицо стало замкнутым, глаза окончательно потемнели, черты обрели каменную твердость, а рот плотно сжался — лик суровый и непреклонный, лик святого или ангела с иконы. Я уже хотел было перевести разговор на другую тему, и торопливо соображал, о чем бы спросить или рассказать. Но Кристиан, немного подавшись вперед и по-прежнему пристально глядя мне в глаза, заговорил первый.