Поклянись, что моя
Шрифт:
Сара спит, и я один на один с этим чувством, словно тьма сжимает меня со всех сторон, а ответов на мои вопросы нет и так и не будет.
53
— Мама, все хорошо, — говорю я, сидя на барном стуле и крутя в руках чашку. Пальцы сами по себе крутят ее, словно пытаются заглушить внутреннее напряжение. — Если бы было что-то не так, я бы сказала, ты же знаешь.
— Я знаю, знаю, — слышу взволнованный вздох на том конце. — Но все равно я беспокоюсь. Вчера ты выглядела такой задумчивой… У вас точно все хорошо?
Я глубоко вздыхаю,
— Да, все хорошо, — отвечаю, пытаясь убедить и маму, и саму себя. — Я просто не привыкла…
— Элайна, я знаю тебя лучше всех, — говорит мама с легкой тревогой в голосе. — И еще я знаю, что моя дочь не согласится просто так переезжать к мужчине. Я не хотела вчера при всех это озвучивать, но мне кажется, ты что-то темнишь. Что произошло?
Я молчу. Смотрю в окно и мотаю головой, хоть она этого не видит. Куда он снова сорвался? Почему его нет уже с самого утра? Раньше я бы подумала, что он на работе, но теперь… теперь у меня нет уверенности. Глупые слезы набегают на глаза, мысли разбегаются, и я замечаю, как ныряю в это состояние, пока мама продолжает говорить на фоне.
— Элайна? Ты меня слышишь? — ее голос, внезапный и встревоженный, резко возвращает меня в реальность.
— Что? — быстро отвечаю, пытаясь скрыть тревогу, которую я чувствую.
— Вот, о чем я и говорю, — в ее голосе слышен тяжелый вздох. — Ты всегда так поступаешь, когда что-то не так. Я не хотела вчера наседать, но… ты что-то недоговариваешь.
И ничего ведь от нее не скроешь. Я снова сжимаю чашку, чувствуя, как в груди давит. Вчерашний ужин урывками проносится головой, но я слишком пленена мыслями о Блейке, чтобы переживать еще и из-за этого.
— Мам, это не телефонный разговор, — стараюсь увернуться, но знаю, что долго так не продержусь.
— О, нет, Элайна, ты так просто не отвертишься. Что происходит? Пожалуйста, скажи мне правду.
Ее голос становится настойчивее, и я понимаю, что избежать этого не получится. Я вздыхаю, чувствуя, как тяжесть все больше давит на меня.
— Я беременна, — выдыхаю я. С моей груди словно свинцовій дист слетел, — неужели я действительно сказала это вслух?
На другом конце наступает оглушительная тишина, будто мама не может поверить в то, что слышит.
— Беременна? Элайна, ты… О Боже.
Ошеломленный голос мамы.
— Да, — выдыхаю, чувствуя, как это слово наконец выходит наружу. — От Блейка.
Мама будто пытается что-то сказать, но слова застревают у нее в горле. Я слышу ее тяжелое дыхание, но в этот момент вдруг до меня доносится другой звук. Я резко оборачиваюсь и вижу Сару, стоящую в дверях кухни.
Ее глаза сонные, но взгляд уже прояснился — шок и выражение чего-то застыли на ее лице.
— Мам, я перезвоню, — быстро бросаю в трубку, но
— Ты… беременна? — ее голос звучит надломленно.
Девочка стоит в дверях, будто громом поражена, ее глаза широко раскрыты. Сара быстро-быстро моргает, словно пытаясь осознать услышанное.
Мне тяжело подобрать слова. Сердце сжимается в груди, дыхание становится отрывочным. Но я знаю, что больше не могу уклоняться.
— Да, — говорю я тихо, чувствуя, как каждое слово давит на меня, как бремя. — Я беременна от твоего отца.
Сара стоит неподвижно, ее дыхание начинает учащаться, а лицо бледнеет. Она выглядит так, будто вот-вот заплачет, ее дыхание становится все более тяжелым и рваным. Я хочу что-то сказать, чтобы сгладить остроту этого момента, но слов нет.
С груди Сары слетает резкий выдох. Прежде чем я успеваю что-то сказать, она разворачивается и срывается с места. Я остаюсь сама в комнате, слишком потрясенная резкой тишиной, наступившей после оглушительного звука входной двери.
54
Я открываю дверь и вижу Сару. Она сидит на лестнице веранды, отвернувшись от дома. Спина ее ссутулена, волосы растрепались, а в утреннем воздухе еще чувствуется прохлада. Она вышла через заднюю дверь, ведущую в лес, и теперь сидит здесь, словно пытается избежать всего, что произошло.
Я перевожу дыхание, чувствуя, как неприятный комок в горле давит все сильнее. Собравшись с духом, осторожно подхожу к ней и опускаюсь рядом, чувствуя, как сердце тяжело бьется в груди. Сара не смотрит на меня, только всхлипывает, ее лицо покрыто дорожками слез. Она ничего не говорит, но и не гонит меня, что, наверное, уже хороший знак.
— Сара… Давай поговорим, — осторожно пробую я.
Она проглатывает и продолжает смотреть на свои переплетенные на коленях ладони. В этот момент я вижу в ней ту самую уязвимую девочку, с которой разговаривала недавно, когда мы с ней сидели в ее комнате.
— Ты беременна от моего отца. О чем тут говорить? — наконец говорит она, повернув голову ко мне. В ее глазах нет гнева или боли, как я ожидала, разве что чуть-чуть. Только растерянность.
— Я хотела тебе рассказать, правда, — начинаю я, чувствуя, как слова застревают в горле. — Просто не знала, как ты…
— Как я отреагирую? — перебивает Сара, и я замечаю, что она нервно сжимает пальцы.
— Я зла, — наконец добавляет она после долгой паузы, ее голос звучит тяжело, словно она и сама не до конца понимает, что чувствует.
Птицы в лесу перекликаются между собой, и это единственный звук, разрывающий между нами тишину. Сара всматривается в свои руки, ее голос становится тише, почти как у ребенка, который впервые сталкивается с чем-то пугающим.
— Я так зла на него. Я просто не могу поверить, что папа так поступил, — говорит она. — Он мне ничего не рассказал. И я совсем не ожидала, что моя будущая мачеха будет на каких-то десять лет старше меня.