Поле Куликово
Шрифт:
Воин положил ладонь на рукоять меча, улыбка разлилась по его лицу, во всей позе явилась расслабленность. И меч он вырвал, когда платок уже полетел в воздух, и его удар выглядел плавным, а на землю упало два платка. Лишь опытные рубаки заметили, как сверкающее полукружье стали разрядилось молнией.
– Покажи мне твой меч!
Воин подбросил клинок, поймал за конец двумя пальцами, с поклоном протянул Мамаю рукояткой. Мамай осмотрел сталь, отливающую синевой, - обычный ордынский меч с костяной ручкой, оправленной в красную медь.
– Что ты ещё умеешь?
– Рубить твоих врагов, повелитель.
– А ещё что?
– Всё, что прикажет мой повелитель!
– Какие языки ты знаешь?
– Я знаю великий язык, на котором ты заставишь говорить все народы.
– А другие?
– молнии в глазах Мамая сменились искрами.
–
"Наян Галей, - вспомнил Мамай.
– Тысячник... Ну да, разве десятнику достанется в жёны русская княжна!"
– Почему отец не возьмёт тебя в свою тысячу?
– То - воля отца.
Ответ понравился Мамаю. Конечно, мурза Галей стыдится сына-болдыря. Спать с русской не стыдится, небось, держит её за любимую жену, а сына удалил. Жена - в юрте, сын - на виду. Мамаю плевать на всяких галеев, на обветшалый предрассудок, хоть этот предрассудок и породил Чингиз. Однако Чингиз жил три поколения назад, да и был он тогда уже стариком.
– Я не вижу на твоём плече даже знака начальника десятка. Но ты получишь его. Кто учил тебя искусству рубки?
– Лучшие воины нашего тумена. Я также учился по книге, которую привезли из западных стран. Западные рыцари уделяют теперь этому много внимания, там есть особые школы...
– Я беру тебя в мою тысячу сменной гвардии. Когда свободен, будешь учить нукеров тому, что умеешь, - они не все так искусны.
Воин опустился на колени, Мамай тронул его плечо клинком.
– Встань! Займи место в моей страже, - и повернулся к тысячнику.
– Тебе - тревога!
Сигнал пролетел по рядам сотен, и едва Мамай выехал перед фронтом тысячи, её начальник уже скакал к нему на чёрном коне, в шерсти которого играло солнце. Туча в душе Мамая рассеивалась. Он не любил темника Есутая, искал случая передать командование туменом человеку, выдвинутому им, но Мамай был воином и даже против желания видел, какой сильный отряд подготовили к походу Есутай и этот угрюмый, длиннорукий богатырь - начальник тысячи. Другие отряды, конечно, - похуже, но ведь это - и не лучший тумен в его войске. Сколько ещё десятилетий понадобится московским князьям, чтобы подготовить такое войско?!
Шпионы несли Мамаю вести о войске русских князей, прежде всего московском. Полк Дмитрия постоянно растёт, хорошо вооружён, московиты кое-что переняли от степняков и от западных рыцарей, но сохраняют своё лицо и свою тактику боя. Опорой их боевого порядка остаётся пешая рать - часто спешенная конница, - и, не разбив её, нельзя опрокинуть русское войско в полевом сражении. А разбить лёгкой конницей многочисленную пехоту русов почти невозможно - Москва может выставить не тысячи воинов, как бывало прежде, а десятки тысяч. Это - стена! Тут нужна либо тяжёлая конница, либо та же пехота. Мамай не случайно купил генуэзских наёмников. Конечно, это - не русы, но сильнее пехоты в западных странах нет, там берут в неё разную челядь, слуг и крепостных, для необходимых войсковых работ и обслуживания конных рыцарей. Там, как и в Орде, пехоту ни во что не ставят, однако с ней теперь приходится считаться: русские пешие рати не единожды громили рыцарскую конницу и начали бить ордынскую. Вожа... Каким образом там, вместе с конными воинами, оказались русские пешцы, для Мамая и теперь - тайна. Он уж подумывал: не держит ли Дмитрий своих ратников вблизи московских границ?
– но соглядатаи этого не подтверждали. Бегич собирался быстро, шёл стремительно и скрытно, а Дмитрий встретил его на Рязанской земле... Значит, пешую русскую рать надо ждать всегда, и то, что две первые тысячи "Крыла ворона", считавшегося лёгким туменом, можно отнести к разряду тяжёлой конницы, способной прорывать пеший строй, порадовало Мамая. Наёмники - хорошо, рязанская рать - ещё лучше, немало пешцев приведёт Ягайло, но плох - полководец, если он, учитывая свои силы до самого малого отряда союзников и вассалов, не сможет в случае особой нужды обойтись без союзников и вассалов.
Мамай, разумеется, не склонен обходиться в войне с Москвой лишь своими туменами. Иное дело, что эти тумены должны быть грозны. Если Дмитрий соберёт большое войско и выведет его в поле, союзников, вассалов и наёмников Мамай бросит на русские копья. Пусть они скуют рать Москвы; ордынская конница в это время обрушится на страну, разграбит и выжжет её, разрушит города. Если даже союзники Мамая будут разбиты,
Трубы пропели "Внимание и повиновение!", Мамай привстал на стременах, отсалютовал войску жезлом.
– Слушайте, мои храбрые богатуры! Ваша тысяча отогрела моё сердце, тоскующее о новой военной славе Золотой Орды. Я знаю: в бою вы будете так же хороши, как на смотре. Одному из вас я присвоил звание "храбрый", другого взял в мою тысячу сменной гвардии. Вашему начальнику тысячи я присваиваю звание Темир-бек (Железный князь)...
Тысячник соскочил с коня и простёрся на земле: Мамай получил ещё одного сильного наяна, преданного ему душой и телом.
– ...Я не мог испытать достоинства каждого воина, но вас знают ваши начальники. Повелеваю Темир-беку присвоить десяти лучшим звание "богатур", двадцати - звание "храбрый". Я также повелеваю выдать каждому сотнику серебром цену двадцати лошадей, каждому десятнику - цену пяти лошадей, простым воинам я увеличиваю жалованье на две цены лошади, и эту прибавку велю выдать тут же!..
Даже поднятая рука Мамая не скоро заглушила крики, прославляющие повелителя. Слушая эти крики с горящими глазами, Мамай наполнялся предощущением побед. Теперь отборная тысяча в тумене куплена им с потрохами, она станет на него молиться, особенно же потому, что ей станут завидовать и ненавидеть её. Однако и в воинском деле по ней станут равняться.
– Я знаю: эти награды вы вернёте мне военной добычей, которой достанет на весь ордынский народ. Готовьтесь к битвам!
Четвёртая и соседние с ней тысячи не походили на первые две. Кони здесь были разномастные - карие, бурые, тёмно-гнедые, тёмно-рыжие. В большинстве взятые из полудиких табунов перед походом, ещё плохо объезженные, они толклись, визжали, грызлись, и над местом смотра стоял шум. Эти лошади выглядели неказисто, но они и были монгольскими лошадьми, которые сделали непобедимым войско Чингисхана. Они сутками идут под седлом той же спорой рысью, какой начинали свой бег; ни летом, ни зимой для них не требуется фуража - они находят корм в иссохшей степи, в снежных просторах, в лесу. Если воины и подкармливали их зерном, то лишь перед большими сражениями и при избытке фуража. Живучесть лошадей давала живучесть всадникам. Вдали от своих тылов, лишённые воды и пищи, они прокалывали жилы коней, и пили их кровь. Таким образом, ордынские всадники могли питаться до десяти суток, сохраняя силы. Поэтому они проходили повсюду. Правда, на малорослых степных лошадях опасно идти на прямое столкновение с тяжёлой конницей врага. За то на них можно стаей кружить вблизи броненосной армады, осыпая её стрелами, налетая и отскакивая, заманивая в засаду отряды, не давая врагу ни минуты отдыха, изматывая его до предела, когда он дуреет, и остаётся лишь опрокинуть его ударом свежих сил. Конь и лук - вот сила ордынского воина, а меч и копьё - лишь помощники ей. И его тактика - по преимуществу тактика волка, который может дни и ночи по пятам преследовать тура или лося, не давая ему ни есть, ни пить, доводя жертву до бессилия, чтобы в удобный момент вонзить клыки в горло...
На доспехах всадников здесь - всюду кожа, какая идёт на подмётки. И люди здесь помельче, посуше, повертлявей - полуголодное племя табунщиков, пастухов, мелких ремесленников, наёмных работников, посланных мурзами в войско, выставленных по обязательному набору - один воин с лошадьми и полным снаряжением от шести кибиток. Впрочем, Орда Мамая почти вся поднялась на войну. В мирное время несли военную службу лишь первые две тысячи тумена, воины получали в них за то особое жалованье. Другие работали и кочевали в улусе Есутая. У большинства кочевников имелись рабы, но и они не были свободными, ими владели мурзы и наяны - теперешние десятники, сотники, тысячники. Наяны же были вассалами Есутая, а над Есутаем стоял великий хан. Мамай мог лишить Есутая воинского сана, но лишить власти над улусом, отнять землю, людей и скот было не в его силах. Мурзы оберегали свои права, улусники восстали бы против повелителя, который нарушил освящённое веками право собственности. Будь над Есутаем "принц крови", Мамай мог убрать неугодного военачальника своими руками или руками господина - ведь царевич располагает личностью своего наяна,- но в том-то и дело, что хан Хидырь подарил своему любимцу улус, оставшийся без господина. Есутай был и темником, и улусником-правителем. С такими темниками-улусниками враждовать тяжело.