Поле Куликово
Шрифт:
– Я - великий Московский князь Дмитрий, ты хотел видеть меня?
Толмач переводил, князь пытался поймать взгляд умирающего.
– Зачем отец прислал тебя?..
При последнем слове глаза Иргиза прояснились, он смотрел в лицо князя.
– Я - Дмитрий. Говори.
Губы умирающего выдавили какое-то слово вместе с розовым пузырём. Толмач наклонился, долго слушал, потом выпрямился и посмотрел на государя.
– Ничего не пойму. Слова какие-то...
– Ну-ка?
– Сто и пятьдесят тысяч... Поздно осенью... когда замёрзнут реки...
Дмитрий переглянулся с Боброком.
– Спроси: правда ли Есутай хочет прийти к нам?
Толмач несколько раз повторил вопрос, опять долго слушал, отёр мокрый лоб и развёл руками:
– Держи войско до весны... Ясак не поможет... Девочку звали Тамар...
Иргиз сомкнул веки. Он выполнил волю отца и умер. Без стона, без вздоха. Только розоватая пена перестала пузыриться в уголках губ да веки перестали вздрагивать.
– Что могут натворить два дурака!
– воскликнул Дмитрий.
– Только ли дурость тут?
– спросил князь Владимир.
– Я подумал о том же, - кивнул Боброк.
– Почему его не хотели к тебе доставить? И парня-толмача случайно ли убили?
– Не верится, чтобы Бастрык предал, - покачал головой Дмитрий.
– Хотя ведь трём господам служил, поди, узнай, кому больше врал? Что-то тут есть. Всех, кто в деле сём замешан, - и Фому, и девку, и стражников - доставьте ко мне.
– Может, нам через татар оставшихся с Есутаем связаться?
– предложил Боброк.
– Ах, Дмитрий Михалыч! Кабы Есутай к нам собирался, сын о том первее всего сказал бы. Теперь темника ждать не приходится - как оправдаемся?
– Да, - вздохнул Бренок, - сия тайна, видно, умерла с этим десятником. А ведь каково на Орду подействовало бы, стань Есутай под наши знамёна даже с малым отрядом!
– Кто - эта "девочка Тамар"?
– Одну Тамар знаю, - сказал Бренок.
– Дочь Кастрюка, полонянка, с матерью живёт у меня в вотчине. Не его ли - невеста? У них рано сговаривают.
– Проверь. Коли подтвердится, отпусти с матерью на волю. Жених выкупил её своей смертью.
Сначала Дмитрий вызвал к себе оставшихся ордынцев. Они выслушали о смерти начальника и о том, что князь отпускает их, возвращает имущество и даёт от себя награды, а также пропускную грамоту. Спросил, куда намерены пойти. Молодой воин, заменивший десятника, сказал:
– Назад нам дороги нет. Где теперь - Есутай, мы не ведаем. Всё знал десятник Иргиз, но ему велено было говорить лишь тебе. Есть ли наши соплеменники в твоём войске?
– Есть, при лошадях, - подсказал Боброк.
– Однако я слышал, что собирается воинский отряд из охотников-татар.
– Приставь и нас пока к лошадям. Надо нам осмотреться. Может, потом попросимся воинами. Мы теперь - вольные люди.
Дмитрий отпустил ордынцев, одного за другими допросил стражников, и в их ответах появилась икона, упомянутая вскользь. Бренок, однако, сразу насторожился, велел описать образ и оклад. Когда стражников отпустили, заметил:
– Пропали Бастрык да икона, даже золото и серебро эти разбойники
– Можно только гадать, что за "стекляшки" в окладе пропавшей иконы, - добавил Владимир.
– Не думаю, штоб Есутай послал нам в дар простой образ.
– Кто сочтёт редкости и святыни, кои утащили татары с нашей земли да размытарили по белу свету? Та икона, может, боярской вотчины стоит.
– Вернее всего, - заметил Дмитрий, - ей цены нет. Ты, Бренок, скажи епископу, чтобы он передал всем отцам церкви: где бы ни вынырнул Федька Бастрык, за ним, возможно, тянется редкая икона. И где бы ни объявилась редкая икона, за ней может скрываться сей Бастрык.
– Ныне же передам, государь.
Дарья не могла прибавить ничего нового к истории появления ордынцев, кроме своего спасения да встречи с отрядом Тупика. Её рассказ тронул князей, они выспросили многие подробности. Насмелясь, Дарья спросила, не слышно ли чего о боярине Василии Тупике? Дмитрий глянул пристально, ничем не выдал себя, и ответил:
– Ждём.
Дарья вздохнула и поднялась. Князья проводили её взглядами. Когда затворилась дверь, Мещерский сказал:
– Позавчера мне из воинской сторожи докладывали: молодую бабу задержали - в Орду шла. Зачем, мол, идёшь? Говорит, мужа татары утащили, воином он был, из местных. Так она выкупить его собралась. А на какие шиши? Слыхала, говорит, - бабы в Орде дороже мужиков, так себя продам, а его выкуплю.
Дмитрий грустно улыбнулся:
– Скажи этой длиннокосой, что Васька в полону, - тоже, небось, выкупать побежит. Успел бы наш гонец... Успеет, так, видно, придётся после похода давать Ваське поместье в кормление. Заслужил.
Молчание нарушил Бренок:
– Государь, Авдей-то ждёт.
У Дмитрия было правило: тех, кого считал виноватее других, допрашивать последними.
– Зови. Да и Фому тоже...
Тысяцкого бояре вроде и не заметили - взгляды приковал атаман, которого каждый из присутствующих пытался когда-либо ловить. Война с Ордой поставила в одни ряды бывших колодников и святых отцов, нищих холопов и блестящих бояр, но Фома и теперь оставался Фомой. Едва он снял шапку, у многих вырвался возглас изумления: перед воеводами стоял остроглазый странник, которого они не раз встречали в Московском Кремле. С не меньшим изумлением смотрели на государя: что бы ни толковали в народе о тайной связи Дмитрия с добрым разбойником, бояре тому не хотели верить. Дмитрий и Бренок переглянулись.
Авдей кланялся, гудел баском, желая государю здравия и побед, благодарил за то, что осчастливил Коломну своим появлением.
– Погоди, Авдей, с аллилуйями-то, - оборвал князь.
– Скажи мне, как это ты исхитрился лишить меня тумена татарской конницы?
Желчь кинулась Авдею в лицо.
– То брехня, государь, татарская брехня - мало ль чего мелют в народе? Лазутчики - оне, тебя убить хотели, город поджечь.
– Ты от них допытался признания?
Авдей икнул, вытаращил глаза и, наконец, нашёлся: