Поле под репу
Шрифт:
— Он намекает, что я-то ничего не могу, — пустился в объяснения певец. — Из нас волшебник только он, а я так, мальчик на побегушках. Так что по части возвращения это всё-таки к нему.
— А-аа, — протянула Дуня и повернулась к мастеру Лучелю. Тот отшатнулся. — Вы же можете? Да?
— Могу, — вздохнул он. — Вернее сказать, способен. Но…
— Но? — путешественница спала с лица. Отчего? Откуда? Всегда и всюду лезет это проклятое «но»!
— Девочка, если тебя вытолкнуло из родного мира, как бы оно грустно и жестоко не звучало, тебе нет в нём места, понимаешь? Я и впрямь могу отослать тебя обратно, но долго ли ты там продержишься?
— Это всего лишь гипотеза. Одна из, — вмешался в процесс вразумления менестрель.
— Но пока она подтверждается практикой, — недовольно поморщился маг. — А ещё эти Стражи…
— Кто? Стражи? Какие стражи? Почему я о них не слышал?
— Не положено.
— Мне?!
Музыкант кинул на старшего друга такой взгляд, что будь объектом его внимания Дуня, она бы раз десять подумала, что положено этому человеку, что нет и о чём с ним лучше не разговаривать.
— Мальчик мой, это касается только чародеев… хотя бы потому, что мы и сами толком не разобрались, кто и что они такое, на кого работают, как действуют. Лично мне… не то чтобы всегда, но иногда кажется… Эх, даже чаще обычного мне кажется, что они проявление божественной воли…
— Тебе? Волшебнику?
— Вот именно! Мне, волшебнику. Одно я точно могу сказать: они способны помешать нежелательным возвращениям, и мне им противопоставить нечего.
— Я хочу домой, — всхлипнула Дуня. Ещё чуть-чуть — и она разревётся в голос.
Мастер Лучель некоторое время всматривался в её блестящие глаза, а потом дрогнул — видимо, его сердце не было каменным.
— Ладно, твоя судьба — твой выбор. Сосредоточься. Я всё сделаю сам, просто представь, куда тебе надо. Я ведь правильно понимаю: якорей своего мира ты не знаешь, верно?
— Якорей? Вы говорите о чём-то вроде координат? Нет, не знаю, — помотала головой девушка. И зажмурилась — по скулам пробежали и тотчас высохли слезинки, оставив по себе незаметные солёные дорожки.
— Сосредоточься, — повторился маг.
Дуня зажмурилась ещё крепче, чувствуя, как пошёл хмурыми складками лоб, как морщится старым мандарином нос, склеиваются тонкой нитью губы, а от силы, с какой она стиснула зубы, сводит челюсти. Но всё это не помогало — перед глазами стояла серо-розовая хмарь, расцвеченная пульсирующими в такт сердцу кругами. И только где-то на краю сознания, в воображении мелькали яркие картинки, не имеющие никакого отношения к реальности. Это не были ни родительская, ни съёмная квартиры. Это не походило ни на институт, ни на виды вдруг любимого всей душой города. В этом не признавались и другие миры: ни угрюмое всхолмье, с которого она начала самое странное путешествие в своей жизни, ни каморка в замке сэра Л'рута, ни камера в тюрьме-дворце морской столицы, ни узилище развесёлого Ливэна. В Эстрагоне девушка тоже ничего подобного не встречала.
Домик. Белый домик в полтора этажа. Окружённый низким заборчиком и ровно постриженным газоном. Кажется, с пластмассово-цветастым треугольником детских качелей сбоку и собачьей будкой напротив. Домик с рекламной открытки из какого-нибудь фильма. Такой же искусственный в своей игрушечной идеальности. Нет-нет, ей совсем не туда! Там страшнее, чем во время продажи рабов! Чем под приглядом
Девушка замычала, отгоняя наваждение, но скупое воображение, мигом зацепившись за слово «открытка», стало подсовывать голубенький мишек, воздушные шарики, умильных котят и забавных щенков.
Нет!
И тут Дуня резко распахнула глаза.
Не признать это странница не могла. Даже если бы очень постаралась. Многоэтажная, прочувствованная, цветастая… э-ээ, фраза. Несмотря на смысл, красивая. Органичная. О да, мастер Лучель умел пользоваться, хм, сими словесами — по-настоящему умел, не то что подростки (телом и умом), которые монотонно и бездумно расставляют «неопределённые артикли» там, где им совсем не место. Маг был, в самом деле был способен матерной бранью описать прелесть заката, чудо любви, горечь утраты… Конкретно сейчас он ругался на чём свет стоит.
И это он в башне будет её отчитывать за… за… за пару-другую неприличных слов?! Дуне удалось не покраснеть, а с тем и выдать себя, лишь потому, что она никогда не воспринимала мат буквально — только как нечто цельное, выражающее досаду, злость, обиду, изредка что-то иное. И раздражающее, коробящее слух, заставляющее брезгливо морщиться… Странница догадалась прикрыть рот ладошками, чтобы спрятать охватившие её эмоции, и бросила осторожный взгляд на менестреля — не заметил ли? Н-да, тот пылал стоп-сигналом — верно, зачем знать, если отлично слышишь и чувствуешь?
— Ч-что случилось? — тихо пискнула девушка. Неужели всё из-за её дурацких домиков и фужеров с шампанским да праздничных салютов?.. Вот идиотка! До Дуни наконец-то дошло, на каком языке говорил чародей. Ей совсем не нужно притворяться! И мучить воображение! Ей достаточно сказать мастеру Лучелю, что ей нужно туда, откуда маг нахватался столь удивительно ёмких выражений.
— Что случилось? — буркнул волшебник. — А то, мальчики и девочки, что мы здесь застряли.
— Как застряли? — озвучил вопрос Дуни певец и прижал девушку к груди, ласково и успокаивающе поглаживаю по плечу. Судя по тому, как бухало его сердце, успокаивал он не только «напарницу».
Интересно, а когда это она успела к нему прилепиться? То, что сделала это она сама, Дуня не сомневалась, так как мастер Лучель сдвинулся относительно неё, но не приметного лошадиного трупа, словно подушечка для иголок утыканного обломанными копьями.
— Очень просто. У меня нет энергии. Нет энергии — нет магии. Нет магии — нет переноса.
— А почему нет, Лу?
— Откуда мне знать. Может, место такое… — чародей помолчал, размышляя, затем кивнул. — Точно. Так и есть. А я-то думал, что мне тут так не нравится!
Дуня посмотрела вверх на менестреля. Менестрель посмотрел вниз на Дуню. Оба одинаково скривились, неожиданно понимая друг друга без слов. Обоим казалось, что на поле, усеянном трупами, многое может не понравиться. В первую очередь, собственно трупы. Вероятно, у мага имелось иное мнение.
— Полный магический ноль. Впрочем, и то плюс, что не минус.
— И что это значит? Ты теперь не волшебник? Ну, здесь, по крайней мере.
— Что ты, мальчик мой, как был волшебником — так им и остался. Видишь ли, перестать быть волшебником невозможно… или очень трудно. Это как кувшину перестать быть кувшином — не по назначению, а по существу. Для того чтобы кувшин стал чем-то другим, его нужно, например, разбить. А я живой вроде как.