Полёт одуванчиков
Шрифт:
Идёт. Прошелестел мимо пыльным подрясником. Илья заметил под ним широкий нос тяжёлого сапога. В такую жарищу сапоги… Взглянул на свои новые итальянские кроссовки — в них нога как барыня… Бедный старец…
— Ну, заходите по одному.
Конопатый вскочил. Зачем-то откашлялся.
Старец оглядел очередь, встретился взглядом с Ильёй и поманил его пальчиком. Конопатый сел. Отвернулся.
…А катер уже сбавлял ход. На пирсе стояла матушка отца Петра, махала рукой и вытирала платочком слёзки.
— Ну, Пенелопа, дождалась! Санька тебе
Илья опустил глаза. Промолчать нельзя.
— Везу. От старца Михаила. Мою жену зовут Виктория.
Отец Пётр то ли не расслышал про Викторию, то ли сделал вид.
— Отец Михаил на Афон приезжал? — ахнул он, — вот тебе раз, не сподобился, по грехам. Любит тебя, Бог, Илья, раз такую встречу послал.
А матушка, та навострила ушки.
— Илья, а жену вашу вроде как Дарья звали. Я ещё говорю, а у нас младшенькая…
— Мать, — резко перебил её отец Пётр, — молись. С отцом Михаилом по святой афонской земле вместе ходили. Такой старец…
Всё он расслышал.
Матушка перекрестилась.
Вика испекла торт. Она любит радовать детей. Торт удался на славу, коржи пропеклись, начинка не растеклась. Оставшимся кремом Вика нарисовала на торте весёлую рожицу и назвала торт «Чебурашка». Дети то и дело заглядывали на кухню, принюхивались.
— Имейте терпение, уже скоро.
В тот самый момент, когда торт занял законное место в центре стола, когда Гриша протёр чашки и не одной не разбил, когда Анечка аккуратно разложила возле каждого блюдечка по салфетке, и они прочитали перед едой «Отче наш», в дверь позвонили.
Вика слегка испугалась. Дети притихли. Кто это? Илью никто не ждал, дело шло к вечеру, а он к вечеру обычно уходил. Но это был Илья. Загорелый, подтянутый, как с курорта. С дорожной сумкой.
— Вика, это я, здравствуй…
Вика смотрела на мужа, какой-то он другой. Обычно спрашивал о детях и проходил в детскую. Сейчас задержался в прихожей, стоял, не решаясь пройти дальше. Вика всё гадала, что изменилось в Илье, а Илья всё стоял в прихожей. Спохватилась:
— Проходи, у нас торт сегодня.
— «Чебурашка»! — закричали дети, — мама его варёной сгущёнкой намазала, и рожица, мама кремом…
Налила Илье чай. У неё дрожали руки. Когда чего-то ждёшь, это всегда случается внезапно. Парадокс. Она ждала мужа, ждала, и ждать устала. А он взял и пришёл. Если бы не дети, Вика бы слова не проронила, так растерялась, но дети галдели наперебой. Ссорились и мирились, делили торт и рассказывали новости. Но вот их сморило. Вика посмотрела на часы, ахнула. Так долго Илья не задерживался никогда. Голова у неё шла кругом, мысли путались.
Пошла укладывать детей. Илья остался на кухне. А когда дети заснули и, хочешь не хочешь, надо выходить из укрытия, она вскинула глаза к иконе в изголовье детей. С единственной мольбой — дать ей силы. Илья сидел прямо, к чаю не притронулся.
— Ну
— Выросли… — Илья тоже смущён, — у Гриши какой сейчас размер ноги?
«Какая разница, Илья, ты ему, что ли, ботинки, покупаешь», — подумала. Как тошнота подступало к сердцу раздражение, пока только обозначилось, а может, и вообще показалось. Не ответила, Илья не переспросил.
— Налей чаю, остыл, — попросил он жену и тихо, виновато добавил, — я мириться пришёл.
Из каких таких стылых погребов выскочила так долго хоронившаяся Викина обида? Почувствовала — есть чем поживиться. И, нос по ветру, в Викино сердце. Фраза была уже давно заготовлена. Ночью разбуди — скажет: «Нечего нам с тобой делить, у нас дети. Возвращайся домой, Илья…»
Вот и пришел её час. Самое время.
— Илья…
И произносит Вика (или не Вика?), а из глаз искры, если бы не сощурилась, прямо в Илью колючими, обжигающими иголочками:
— Нагулялся? Решил размером Гришиной ноги поинтересоваться? А как я тут одна колготилась, поинтересоваться не хочешь?
Что ты несёшь, Вика? Остановись. Не стыдись быть слабой, именно сейчас ты нужна Илье слабая, чтобы он мог стать рядом с тобой сильным. Но между языком и сердцем сомнительная дружба. Сердце серьёзно, язык подловат, и пока серьёзное сердце осмыслит, подловатый язык ляпнет и не поморщится.
— Детей бросил! Приходящий папа! Играешь с ними, а сам на часы смотришь, как бы не переиграть, лимит, уходить пора. В окошко им машешь, до новой встречи!
Схватила чашку, в которую налила Илье чай, сделала большой, жадный глоток. Кипяток! Закашлялась.
Илья встал. Бледный. Вика, у тебя ещё есть минута. Одна минута. Время пошло.
— Мама, пить! — донеслось из детской.
Вика рванулась на зов. С пустыми руками. Вернулась, налила чай, положила лимончик, кусочек сахара. Попробовала. В самый раз.
— Отнеси Анечке, — попросила Илью.
Илья ушёл, а она схватила бутылку со святой водой, плеснула в ладонь, умылась. Илья вернулся.
— Прости, — сделала решительный шаг навстречу, — прости. Я приготовила тебе другие слова, а эти — сами… Не углядела. Прости.
— Какие слова ты приготовила?
— Нечего нам с тобой делить, у нас дети, возвращайся домой, Илья.
Илья протянул к Вике руку. Хотел обнять. Но — не обнял. Вика поняла — между ними стоит Даша. И ещё долго будет стоять. Но терпи, Виктория, терпи. Она наберётся терпения. Она ведь сильная, это сегодня — понесло… Главное произошло — Илья вернулся. Но сколько всего предстоит ещё пережить. Впереди самое трудное. Жить — как продвигаться по минному полю, глушить обиды, не замечать проколы Ильи, помочь ему почувствовать себя настоящим главой семьи, в которой его понимают и берегут. Она всё одолеет. С Божией помощью. А ещё у неё есть отец Леонид. А ещё есть Даша, которая верила, что Илья вернётся. «Ему только надо помочь…» Вика запомнила эти слова.