Полёт в Чаромдракос
Шрифт:
– Ну, вредители! Ну, бесстыжие! – в надежде добраться до зайцев, кричал павлин. И яростно размахивал прутом.
– Да за что вы их так? – смеялась Камилла.
– Это самые опасные преступники в нашем лесу! Дружки Хрум Топатунькин и Топ Хрумстен! Студенты лесной садоводческой академии «Буллолесии», – запыхавшись, объяснял павлин. – У них, как практика начинается, так все кусты в лесу превращаются то в страшных греческих чудовищ, то в барышень и птиц а-ля Миро. Однажды они даже Венеру Милосскую выстригли, а она совсем голая. Всё зависит от того, творчество какого художника они изучают. И только
– Дали. Сегодня зайцы приходили Сальвадора Дали. Вот змей! Даже зайцев влюбил в свои картины, – тепло улыбнулась Камилла. – Рози, обязательно познакомься с работами мастера.
– Ты с ним знакома? – спросила я.
– Конечно! Сальвадор – гений. Сумасшедший, преданный музе…
– Сумасшедший звучит как-то обидно, – пожала плечами я.
– Разве? По-моему, это высшая похвала для художника, – усмехнулась Камилла.
– Но быть или не быть?! Вот в чем вопрос, – понизив голос, артистично вклинился в нашу беседу Луи и добавил: – На «Гамлета», значит, идем?!
– Надеюсь, Рози не против? – спросила Камилла.
– Даже боюсь представить, кто в роли принца Датского, – протянула я. – Неужели белка или какая-нибудь муха.
Камилла и Луи расхохотались.
– В роли Гамлета, кажется, месье Гранд Эль. Он – ворон, – вытирая слёзы смеха, ответила Камилла. – Так ты с нами?
– Ну, выхода-то у меня нет! Ворон так ворон, – усмехнулась я. С каждым новым чудом я замечала, что строить из себя недовольную юную особу мне удаётся всё сложнее. Да и нужно ли сопротивляться сумасшествию? К тому же, если быть сумасшедшим, по словам Камиллы, это – комплимент. – Значит, сюда ты и отправляла Луи прошлой ночью, за билетами? – догадалась я.
– Их очень быстро разбирают местные зрители. Здесь всё в традициях античного театра, – отметила Камилла. – Куда бы ни сел, отовсюду всё видно и слышно. Но я обычно сижу в третьем ряду. Лесные артисты играют блестяще. В сто крат лучше Лоуренса Оливье! – заявила Камилла. – Однако месье Паф-паф правильно заметил – перед спектаклем у нас ещё есть время, и я предлагаю познакомиться с лесом… Откуда начнём, Рози? – Камилла по-лисьему взглянула на меня. Она же точно знала, что я и понятия не имею, куда бы пойти.
– Боюсь, мне будет не просто преодолеть такие расстояния: лес-то наверняка большой. Можно посмотреть хотя бы часть, Северное там или Западное крыло, – поразмышляла я.
– А сколько, по-твоему, здесь частей? – спросила Камилла и мигом приложила указательный палец к клюву Луи, который так рвался помочь мне с ответом.
– Как и везде, – уверенно сказала я. – Четыре. Как во всём мире, так и во всех парках.
– А вот и пять, – неожиданно вымолвила Камилла. – И во всём мире, и во всех парках. Пять частей света. Сейчас мы отправимся с тобой в самое сердце леса. Там мы с Луи тебе всё и расскажем. Ну,
Ощутив себя пришпоренной лошадкой, я поудобнее уселась в кресле и последовала за своими проводниками.
Мы остановились ровно там, куда Луна уронила своё праздничное отражение. Освещённая небесной лампадой трава играла каплями росы, то смешивая, то разделяя их. Вокруг распушились кусты белых роз. Расправив свою черную атласную юбку, Камилла уселась в гущу лунных лучей и попросила меня следовать за ней. Я не хотела вылезать из своего двухколесного убежища, но Камилла и Луи всё-таки стянули меня вниз. Я приземлилась на мягкий зелёный холм, как на пушистое облако.
– Мы сейчас находимся там, где вершины всех частей света образуют волшебный треугольник. Луи, пожалуйста, дай мне вон ту веточку, – попросила Камилла и продолжила рассказ.
И вот что получалось: если смотреть на Булонский лес с высоты птичьего полета, он выглядит как обыкновенный зеленый парк с дорожками для прогулок и скамеечками для влюбленных. Но, как объясняла Камилла, смотреть на него нужно с точки зрения геометрии, философии и легкого заблуждения. То, что там была геометрия, означало, что в теории был хоть какой-то здравый смысл.
– Природа и человек разделили лес условно: на север и юг, на запад и восток. Все эти части света люди по привычке изображают в виде креста, – продолжала Камилла.
Я представила себе этот крест. Теперь нужно было мысленно соединить все его лучи в созвездии Дракона, чтобы получить идеальную пирамиду – некий треугольник, как символ Вселенной и всевидящего ока. И конечно же лучи соединялись. Но строение Булонского леса таково, что его западная часть во много раз превышает три остальные. А значит, когда четыре стороны света сойдутся в созвездии, западная часть окажется значительно длиннее и выйдет за пределы верхушки треугольника, образовав новую точку – искрящийся пятый луч. Он и устремится выше всех, до самой бесконечности.
– Так рождается пятая часть света, – договорила Камилла.
– Судя по этой теории треугольника, пятая часть света есть везде? – схватившись за голову, распухшую от сложного урока, спросила я.
– Нет, только там, где какая-то из сторон света длиннее географически. Здесь длиннее западная. И это хорошо, – осмотрелась вокруг Камилла, – потому что западная часть по теории большой Вселенной окрашена в белый цвет, что дает нам надежду на чудеса и волшебство. Если бы в таком треугольнике большей была его черная сторона, то есть сторона севера, то чудеса были бы не очень приятными.
– С ума сойти. Откуда ты всё это знаешь? – недоумевала я, а сама не могла оторвать взгляда от прекрасного неба. Я всё пыталась найти верхушку того треугольника.
– У меня были хорошие учителя, – ответила Камилла и вновь прикоснулась к своему странному зубу-амулету.
– Хорошо…допустим, мы находимся под пятым лучом света, – соображала я. – Что из этого? Где те самые обещанные чудеса?
Камилла тоже взглянула на небо и указала точно на восходящую Луну.
– Смотри в самое сердце Луны, не отрываясь. И подпевай мне, если сумеешь. А когда увидишь что-то не обычное – не кричи. Вообще никогда не кричи. Так можно спугнуть чудеса.