Полное собрание сочинений. Том 25
Шрифт:
— Сёма.
— А?
— Ты съ Спиридона то получилъ?
— Отдалъ.
— А Трифоновы заплатили?
— Онъ только съ извозу пріхалъ — отдалъ. Всхъ 6 съ полтиной принесъ.
Вздохнула жена, какъ разъ на тулупъ бы было. Какже намъ теперь безъ кафтана быть.
— Купить надо.
— Купить то, купить то [?]. А мука то опять дошла, да кадушку не миновать новую. — Что жъ ты и вправду нищему отдалъ?
— Да будетъ, Матрена.
— Да я не къ тому. Ты только скажи, зачмъ ты отдалъ.
— Зачмъ отдалъ? А ты зачмъ страннаго человка пустила?
— Я знаю зачмъ, что же ему мерзнуть какъ собак: Отъ насъ не убудетъ, живы будемъ.
— Ну и я знаю.
И только (сказалъ) это Семенъ,
На утро проснулся Семенъ, жена ужъ съ ведрами на рчку шла, дти спятъ, а на лавк одинъ вчерашній странникъ, тотъ самый человкъ въ его кафтан сидитъ, на него смотритъ.
— Здорово, хозяинъ.
— Здорово, милая голова. Вотъ тебя куда Богъ принесъ.
— Какъ ты веллъ, такъ я и пришелъ. Спаси тебя Господь.
— Ну чтожъ, милая голова, затвать будешь? Куда пойдешь, чмъ кормиться будешь? По міру ли пойдешь, али на работу?
— Куда мн идти. Я ничего не знаю.
— Работать можешь?
— Да я бы радъ, добрый человкъ, за работу взяться, кабы меня люди наставили.
— Работы везд много.
— Да я ничего никогда не длалъ. А что покажешь, то длать буду.
Подивился Семенъ, покачалъ головой. Длать, говоритъ, ничего не уметъ, а не похожъ на безпутнаго. Чудно что то. И говоритъ Семенъ:
— Только бы охота была. Всему люди учатся. Сапоги умешь шить?
— Не шивалъ, а покажи, можетъ, пойму.
Подумалъ Семенъ и говоритъ: Какъ тебя звать?
— Михайла.
— Ну ладно, Михайла, я кормить буду, живи, коли хочешь, работай, что прикажу.
Поклонился человкъ и спрашиваетъ:
— Что велишь работать?
А вотъ н`a дратву, сучи. Подалъ Семенъ Михайл дратвы, показалъ. Тотчасъ понялъ Михайла. Пришла съ ведрами жена, видитъ — странникъ вчерашній въ мужниномъ кафтан сидитъ работаетъ, а хозяинъ за сапоги взялся. Поздоровавалась хозяйка, узнала свой кафтанъ и говоритъ мужу:
— Чтожъ это твой вчерашній человкъ?
— Онъ самый.
И стала его хозяйка спрашивать, кто онъ, откуда. Ничего не сказалъ ей Михайло, только сказалъ тоже, что вчера, что наказалъ его Богъ и что нельзя ему ничего про себя сказать. Полюбила и хозяйка странника, не стала кафтаномъ попрекать, а только вынесла ему рубаху и портки дала одть, а кафтанъ прибрала. И сталъ Михайла жить у Семена.
Прожилъ Михайла день и 2 и 3 й. Какую ни покажетъ ему работу Семенъ — все сразу пойметъ и съ 3 го дни сталъ латки накладывать и точать не хуже Семена. А отработаетъ, хозяйк помогаетъ, дровъ нарубитъ, воды принесетъ. День деньской работаетъ безъ разгибу, стъ мало, и не слыхать, не видать его; говоритъ мало, все тихо и смирно. Ни на улицу ни къ сосдямъ не ходитъ, ни смется, ни улыбается. Только работаетъ да по ночамъ спитъ, вздыхаетъ и Богу молится, такъ что и хозяйка имъ не нахвалится, только одно ей досадно, что не сказываете Михайло, кто онъ и откуда. И нтъ нтъ опять начнетъ она допытываться отъ него. А онъ ей все одно отвчаетъ: не могу сказать, кто я и откуда и какъ сюда попалъ, придетъ время узнаете. —
День ко дню, недля къ недл, вскружился годъ. Живетъ Михайла по старому и работа его въ прокъ пошла. Прошла про Семеновы сапоги слава, какъ починитъ, не распорется, а новые сошьетъ, такъ износу нтъ. И сталъ у Семена достатокъ прибавляться.
Собралъ себ Семенъ шубу крытую, сталъ сапоги изъ своего товара шить, а подумывалъ ужъ на весну коровку купить.
Сидятъ разъ Семенъ с Михайлой работаютъ. Подъхалъ къ изб тарантасъ. Поглядли въ окно — высаживаетъ лакей изъ тарантаса барина. Баринъ толстый, дородный, красный, какъ говядина сырая, вошелъ въ избу, чуть
— Кто хозяинъ?
— Я, ваше степенство, говоритъ Семенъ
— Эй, Мишка, внеси сюда товаръ.
Вбжалъ лакей, внесъ узелокъ. Взялъ баринъ узелъ, швырнулъ на столъ.
— Развяжи.
Развязалъ лакей.
— Ну слушай же ты, сапожникъ. Видишь ты, прошла про тебя слава, что ты хорошо сапоги шьешь. Хочу я тебя попытать. Сшей ты мн сапоги изъ этого товара, такъ, чтобы были сапоги, чтобы они мн годъ носились, не рвались, не кривились. Товара ты такого и не видывалъ. Товаръ выписной, петербургскій 25 р. плаченъ. Ты понимай, что ты не мужику шьешь, не изъ <выростка> a мн шьешь изъ дорогого товара. Ты слушай да понимай. Я теб напередъ говорю, если можешь ты сшить сапоги, чтобъ годъ носились, не кривились, не поролись — берись и ржь товаръ, если же ты не можешь такъ сдлать, и не берись и не ржь товару. А если возьмешь, да распорятся они прежде году, я тебя сукина сыну туда затурю, куда воронъ костей не носилъ. — А сошьешь такъ, чтобы годъ не кривились, не поролись, я теб 10 р. заплачу и не за годъ полтинникъ на водку дамъ. Смотри же какъ возьмешь товаръ да рзать станешь, впередъ говори, берешься ли за то, чтобы годъ не рвались, не кривились. —
Говоритъ баринъ, какъ крикомъ кричитъ, отдувается, глазами катаетъ то на Семена, то на Михайлу. Зароблъ совсмъ Семенъ, товаръ щупаетъ, на барина глядитъ <и не знаетъ>, что сказать. Оглянулся онъ на Михайлу, а Михайла стоитъ опустивъ глаза и тихо улыбается и такая же на немъ улыбка сладкая и тихая, какъ когда его въ первую ночь зарницей освтило. Улыбнулся Михайла и кивнулъ головой хозяину: бери молъ работу. Послушался Семенъ Михайлы взялъ работу у барина, взялся такіе сапоги сшить, чтобы годъ не кривились, не поролись. Накричалъ баринъ, оставилъ товаръ, вылзъ изъ двора. Посадилъ его лакей въ тарантасъ и загремлъ баринъ вдоль по слобод. —
И говоритъ Семенъ Михайл: <ну братъ взялся ты за работу, какъ бы намъ бды не нажить. Взялъ ты работу, ты самъ и крои и точай. У тебя и глаза остре да и въ рукахъ то больше моего снаровки стало. Поклонился Михайла, ничего не сказалъ, взялъ товаръ дорогой, разстелилъ на стол, сложилъ вдвое, взялъ ножъ и началъ кроить. Глядитъ Семенъ и дивится и оторопь его взяла. Что такое Михайла длаетъ. Видитъ Семенъ, что Михайла вовсе не на сапоги кроитъ, а круглые вырзаетъ. Хотлъ Семенъ поправить его, да думаетъ себ, что жъ мн мшать ему, еще хуже сдлаю. Пускай какъ самъ знаетъ. Скроилъ Михайла пару, взялъ дратву да не два конца, а одинъ и въ одинъ конецъ сталъ сшивать не по сапожному, а какъ босовики шьютъ. Подошелъ Семенъ, но не сталъ перечить и пошелъ со двора за своимъ дломъ. Пришелъ на вечеръ, смотритъ у Михайлы изъ барскаго товара не сапоги, а два босовика сшиты. Увидалъ это Семенъ, такъ и ахнулъ. Какъ это, думаетъ, Михайла годъ цлый не ошибался ни въ чемъ, а теперь погубилъ онъ меня. Какъ я теперь раздлаюсь съ бариномъ. Пропали мы. Товару такого не найдешь. И подошелъ онъ къ Михайл и говоритъ: ты что же надлалъ? Погубилъ ты меня.
Только началъ онъ выговаривать Михайл, грохъ въ кольцо со двора. Глянули въ окно, верхомъ кто то пріхалъ, лошадь привязываетъ.
Отперли, входитъ лакей отъ барина.
— Здорово.
— Здорово. Что надо?
— Да вотъ барыня прислала. Велла сказать, у васъ баринъ, товаръ оставилъ, такъ вы сапоги не шейте, сапогъ не нужно, а босовики на мертваго барина нужны, нынче въ вечерни померъ баринъ.
Взялъ Михайла со стола босовики готовые, щелкнулъ другъ объ друга, подаетъ лакею.