Полное собрание сочинений. Том 4. Утро помещика
Шрифт:
– Нтъ, батюшка, ваше сіятельство, все васъ дожидали, – и онъ принялся звонить.
Молодой человкъ покраснлъ, пожалъ плечьми и скорыми шагами пошелъ въ церковь, ломая на каждомъ шагу свою шляпу, чтобы отдавать поклоны направо и налво мужикамъ, снявшимъ передъ нимъ шапки. Толпа на паперти опять заколебалась, и супруги оглянулись назадъ, но любопытная барыня ничего не увидала, кром мелькнувшей выше другихъ коротко обстриженной русой головы, которая тотчасъ же скрылась отъ ея взоровъ въ углу за клиросомъ. Михаилъ Ивановичь не оглядывался больше, но его супруга нсколько разъ посматривала по тому направленію, по которому во время обдни, которая тотчасъ-же и началась, преимущественно кадилъ отецъ Дьяконъ.
Молодой человкъ стоялъ совершенно прямо, крестился во всю грудь и съ набожностью преклонялъ голову, и все это онъ длалъ даже съ нкоторою афектаціею. Онъ съ вниманіемъ,
– А это что? – говорилъ онъ, дергая за сарафанъ подл него стоящую женщину и указывая на Дьякона.
Молодаго человка вывели изъ задумчивости слова: «Микол». Онъ оборотился и, какъ видно было, съ величайшимъ удовольствіемъ принялъ подаваемую ему свчу. Дотронувшись ею до плеча какого-то мужика, онъ передалъ ее, прибавивъ твердо и громко: «Микол».
Пвчіе пли прекрасно, исключая концерта, который совсмъ было упалъ отъ несогласія отца Игната съ Митинькой; даже бабуринскій прикащикъ, покраснвъ отъ напряженія, не могъ покрыть своей октавой страшную разладицу. Нсколько стариковъ, старухъ и крикливыхъ дтей причащались Святыхъ тайнъ. Г-жа Михайлова выставляла нижнюю губку и очень мило морщилась, когда грудные младенцы кричали около нея. Она удивлялась, какъ глупъ этотъ народъ: зачмъ носить дтей въ церковь? Разв грудной ребенокъ можетъ понимать что нибудь. Только другимъ мшаютъ. Вотъ ея нервы, напримръ, никакъ не выдерживаютъ этаго крика. <Г-жа Михайлова, у которой ея собственный ребенокъ оставался дома на рукахъ кормилицы, не принимала въ соображенье, что у крестьянскихъ женщинъ не бываетъ кормилицъ, и что он кормятъ своихъ дтей и на работ и въ церкви.>
Священникъ показался съ крестомъ въ царскихъ дверяхъ.
Господа Михайловы и за ними люди позначительне – прикащики, однодворцы, дворовые, дворники – подвинулись ближе къ амвону, чтобы, какъ водится, приложиться къ кресту однимъ прежде другихъ. Молодой человкъ вмст съ толпой тоже невольно придвинулся къ амвону. Отецъ Поликарпій обратился съ крестомъ къ нему, какъ будто не замчая Г-жу Михайлову, которая уже крестилась, быстро пододвинувшись къ нему такъ близко, что касалась его ризы.
Молодой человкъ, замтивъ ея движеніе и краску досады, которая покрыла ея лицо, вспыхнулъ и не трогался съ мста, но отецъ Поликарпій упорствовалъ. – Нечего было длать: онъ торопливо подошелъ къ кресту и, совершенно растерявшись, не отвчая на поздравленіе съ праздникомъ Священника, не оглядываясь, протснился сквозь толпу и вышелъ на паперть.
Хабаровскій Князь, котораго родные звали Николинькой, и котораго я впредь буду называть также, былъ еще очень, очень молодъ: ему было 22 года, пушокъ такой-же свтлый, какъ волосы мальчика, на котораго онъ заглядлся въ церкви, покрывалъ его подбородокъ, и трудно даже было предположить, чтобы пушокъ этотъ когда-нибудь превратился въ щетину. Онъ былъ выше обыкновеннаго роста, сильно и пріятно сложенъ. (Въ сложеніи, какъ и въ лиц, есть неуловимыя, неопредлимыя черты красоты, которыя отталкиваютъ или привлекаютъ насъ.) Но, не смотря на этотъ ростъ, на нсколько горделивую походку и осанку (онъ высоко носилъ голову) и на выраженіе твердости или упрямства, которое замтно было въ его небольшихъ, но живыхъ и срыхъ глазахъ, только издалека и съ перваго взгляда его можно было принять за мужа; ясно было, что онъ еще почти ребенокъ, но милый ребенокъ. Это замтно было и по плоскости груди и по длин рукъ и по слишкомъ нжнымъ очертаніямъ около глазъ и по свтло-красному недавнему загару, покрывавшему его лицо, и по нжности кожи на ше, а въ особенности по неутвердившейся и совершенно дтской добродушной улыбк. Въ одежд его, какъ ни мало употребила времени для наблюденій Г-жа Михайлова, она замтила непростительное неряшество. Пальто въ пятнахъ, шейный платокъ, Богъ знаетъ, какъ повязанъ, на панталонахъ пятна: ясно, что запачкано дегтемъ и не отмыто. Сапоги съ заплатками. А руки-то? Красныя, загорлыя, безъ перчатокъ. И Г-жа Михайлова ршила, что въ молодомъ княз есть что-то очень, очень странное.
Глава 2. Шкаликъ.4
Сойдя съ паперти Николинька набожно перекрестился и, надвъ шляпу, собирался было отправиться домой, какъ въ толп выходящаго народа
Прокутился-ли помщикъ, онъ скачетъ къ нему и торгуетъ 10,000-ный лсъ, а всхъ денегъ у него тысячи не наберется. Однако онъ за весь предлагаетъ 2,000; его гонятъ въ шею, онъ скачетъ къ купцамъ, уговариваетъ, чтобы цны не надбавляли, а онъ для нихъ купитъ, только-бъ ему за хлопоты магарычи были: онъ всемъ доволенъ, онъ человкъ ничтожный! и опять детъ къ помщику и опять; потомъ ужъ помщику до зарзу: купцы не дутъ, за нимъ присылаютъ, глядишь, а за 10,000-ный лсъ онъ 500 рубликовъ задатку даетъ, да по выручк 2,000 приплатитъ, и лсъ его.
Неурожай-ли случился, ему мужичокъ за осьмину четверть на другой годъ всыпаетъ. Другой за смяны ему годъ, почитай, цлый работаетъ. Онъ привыкъ по 2 гривны пудъ сна брать, да по рублю прозжимъ спускать, другой торговли онъ и не знаетъ. 10 процентовъ въ годъ получить онъ и пачкаться не станетъ, а торговля ему всякая открыта. – Платитъ мщанскія подати и за дтей солдатчины не боится, потому что въ разные города приписанъ, а въ гильдію записаться – онъ не дуракъ. Да и что? «Куда ему? – онъ человкъ ничтожный». Онъ любитъ чай, муку, въ которой вчно пачкается, лошадокъ, водку и донское пивалъ съ писаремъ, который ему кляузы пишетъ; очень любитъ трактиры и половыхъ, а когда говорятъ о двкахъ, то со смху помираетъ. Но грамот не знаетъ, только уметъ имя писать да «цифиры». Прозвище его Шкаликъ, но вс зовутъ его Алешка, исключая бдныхъ мужиковъ, которые, низко кланяясь, говорятъ ему «Алексй Тарасычь, батюшка».
Когда Ал[ешка] «прогоритъ» или «вылетитъ въ трубу» то это обстоятельство всегда возбуждаетъ истинную радость во всхъ его знакомыхъ, и тогда онъ, погибшій человкъ, или попадаетъ въ острогъ или спивается съ кругу. Къ несчастію Алешки, Липатки и Купріяшки изобилуютъ не въ одномъ N узд, а ихъ по всей Руси много найдется.
И досадно то, что они вс носятъ на себ самый чистый русскій характеръ, въ которомъ привыкъ видть много добраго и роднаго. Больно смотрть, какъ иностранные артисты, двки, магазинщики, художники за вещи, не имющія никакой положительной цнности, получаютъ черезъ руки нашихъ помщиковъ трудомъ и потомъ добытыя кровныя деньги русскаго народа, и, самодовольно посмиваясь, увозятъ ихъ за море, къ своимъ соотечественникамъ. Но, по крайней мр, тутъ можемъ мы обвинять европейское вліяніе, можемъ утшать себя мыслью, что люди эти спекулировали на счетъ нашихъ маленькихъ страстишекъ, въ особенности на счетъ подлйшей и обыкновеннйшей изъ нихъ – на счетъ тщеславія. Мы можемъ утшать себя мыслью, что, разрабатывая тщеславіе, они наказываютъ его. Но каково же видть Алешекъ и Купріяшекъ, успшно разрабатывающихъ незаслуженную нищету и невинную простоту народа, которыя одн причиною удачи ихъ спекуляцій. <Алешки и Купріяшки, не въ томъ, такъ въ другомъ вид всегда будутъ существовать, но разв не отъ помщиковъ зависитъ ограничить кругъ ихъ преступной дятельности?>
– Шкаликъ, поди-ка сюда, – сказалъ Николинька, подзывая его и отходя въ сторону. – Что жъ, братецъ? – наднь шапку – когда ты намренъ кончить дло съ Болхой? Наднь-же, я теб говорю, – я теб сказалъ, что, ежели ты до ныншняго дня съ нимъ не помиришься, я подамъ на тебя въ судъ, и ужъ не прогнвайся.
– Помилуйте, Васясо, я готовъ для вашей милости все прекратить и съ Болхой готовъ мировую исдлать и все, что вамъ будетъ угодно, только не обидно ли будетъ-съ, говорилъ Алешка, опять снимая шляпу.