Полное собрание сочинений. Том 4. Утро помещика
Шрифт:
– Ты, – говоритъ, – наши луга травишь, да ты хлбъ нашъ топчешь, да ты такой, да ты сякой, взялъ да и началъ катать. Ужъ они меня били, били.
– Кто же они?
– Тутъ и бабы, тутъ и двки, тутъ ужъ я и не помню.
– Зачмъ-же такъ бабы били?
– Богъ ихъ вдаетъ, – отвчалъ онъ, махая рукой, какъ будто желая прекратить этотъ непріятный для него разговоръ. – Сно мое пораскидано, стога разломаны…
– Зачмъ-же они сно разломали?
– По злоб, Ваше Сіятельство. Я еще сказалъ Афеньк Болхиной: «вы сно, бабочки, не ломайте», какъ она схватитъ жердь, – продолжалъ онъ, представляя ея жестъ и выраженіе лица, – а тутъ Игнатка съ поля какъ кинется… Истиранили, Ваше Сіятельство, на вкъ нечеловкомъ исдлали, – продолжалъ онъ, опять
– Странно, – говорилъ Князь, пожимая плечами, – такъ безъ причины бросились бить. Хорошо, я все дло нынче вечеромъ разузнаю, а ты прізжай завтра рано утромъ, и, ежели твоя правда, строго взъищу, будь покоенъ.
– Коли имъ острастки не дать, Ваше Сіятельство, они убить рады – это такой народъ.
– Будь покоенъ, прощай.
Князь воротился въ комнату. Несчастный Шкаликъ въ виду лакея насилу влзъ на лошадь, но выхавъ на большую дорогу, началъ выдлывать туловищемъ, плетью и головой престранныя эволюціи и вдругъ пустилъ лошадь во весь скокъ до самаго кабака.
Въ тотъ же день вечеромъ призванный Игнатка Болхинъ объяснилъ дло это совсмъ иначе. Онъ просилъ у Князя милости и защиты отъ Шкалика, который будто-бы, подъхавъ къ стогу, у котораго отдыхали бабы, почалъ ихъ безщадно бранить за расхищеніе какихъ-то веревокъ и сна. На слова ихъ что он ни его, ни сна не трогаютъ, онъ отвчалъ тмъ, что, схвативъ съ стога жердь, погнался за ними.
И бабы убжали, но Аенька Болхина была на снос, поэтому не могла уйдти, спотыкнулась, упала и была избита имъ такъ, что, едва-едва дотащившись домой, тотчасъ-же выкинула. Онъ-же (Игнатка), находясь на бугр, что за березникомъ (на который сваливалъ навозъ) услыхалъ крикъ и кинулся туда. Увидавъ, что хозяйка его ужъ хрипитъ, а Шкаликъ ее все таскаетъ, онъ отнялъ у него хозяйку и жердь. Онъ готовъ былъ идти къ присяг, что все это была истинная правда, и опирался при этомъ на свидтельство объздчика. Допрошенный объздчикъ изъ гвардейцовъ дйствительно подтвердилъ слова Игната, съ одобрительной улыбкой прибавилъ, что Игнатка-таки похолилъ Шкалика, и что Шкаликъ врно не сдлалъ бы такого, не будь онъ въ Бахус. Дло уяснилось.
Глава [4]. Примиренье.7
Шкаликъ не являлся. Но когда посланный отъ Князя конторщикъ объявилъ ему, что Аенька выкинула, что Князь изволятъ крпко гнваться и общаются взыскать съ него по законамъ, – а они у насъ до всего сами доходятъ, – прибавилъ конторщикъ, – Шкаликъ трухнулъ. Ему смутно представились острогъ, кобыла, плети, и все это такъ непріятно подйствовало на него, что онъ похалъ къ Князю, молча упалъ ему въ ноги, и только посл неоднократныхъ требованій встать и объясниться, всхлипывая сказалъ: «виноватъ, Ваше Сіятельство, не погубите!» Трогательное выраженіе раскаянія Шкалика подйствовало на неопытнаго Князя.
– Я вижу, ты не злой человкъ, – сказалъ онъ, поднимая его за плечи. – Ежели ты искренно раскаиваешься, то Богъ проститъ тебя, мн же на тебя сердиться нечего; дло въ томъ, проститъ ли теб Болха и его жена, которымъ ты сдлалъ зло? Я позову къ себ Болху, поговорю съ нимъ. Можетъ быть все и уладится».
При этомъ юный Князь сказалъ еще нсколько благородныхъ, но не доступныхъ для Шкалика словъ о томъ, что прощать обиды лучшая и пріятнйшая добродтель, но что въ настоящемъ случа онъ не можетъ доставить себ этаго наслажденія, потому что обида нанесена не ему, а людямъ, ввереннымъ Богомъ его попеченію, что онъ можетъ только внушать имъ добро, но управлять чувствами этихъ людей онъ не можетъ. Шкаликъ на все изъявилъ совершенное согласіе. Игнатка былъ позванъ въ другую комнату, и юный Князь, очень довольный своей ролью посредника, сталъ внушать Игнатк, очень удивленному тмъ, что
– Потеря твоя ужъ невозвратима, – говорилъ Николинька, и, разумется, ничмъ нельзя заплатить за сына, котораго ты лишился, но такъ какъ этотъ человкъ искренно раскаивается и проситъ простить его, то не лучше-ли теб кончить съ нимъ мировой? Онъ, я увренъ, не откажется заплатить теб 50 р. съ тмъ только, чтобы ты оставилъ это дло и забылъ все прошлое. Такъ что-ли?
– Слушаю, Ваше Сіятельство!
– Нтъ, ты говори по своимъ чувствамъ, я тебя принуждать не намренъ. Какъ ты хочешь?
– На то воля Вашего Сіятельства.
Больше этого Князь ничего не могъ добиться отъ непонимающаго хорошенько, въ чемъ дло, Игната, но, принявъ и эти слова за согласіе, онъ съ радостнымъ чувствомъ перешелъ къ Шкалику. Шкаликъ опять на все былъ совершенно согласенъ. Князь, очень довольный приведеннымъ къ окончанію примиреніемъ, перешелъ опять къ Игнату и, слегка приготовивъ его, привелъ къ Шкалику въ переднюю, гд и заставилъ ихъ, къ обоюдному удивленію и къ своему большому удовольствію поцеловаться. Шкаликъ хладнокровно отеръ усы и, не взглядывая на Игната, простился, замтивъ, что съ нимъ денегъ только цлковый, а что онъ привезетъ остальныя завтра. «Вотъ, – думалъ Николинька, какъ легко сдлать доброе дло. Вмсто вражды, которая могла довести ихъ, Богъ знаетъ, до чего и лишить ихъ душевнаго спокойствія, они теперь искренно помирились.
Глава [5]. Умный человкъ.8
Шкаликъ, не зазжая домой, отправился въ городъ, – прямо въ нижнюю слободу, и остановился у разваленнаго домика чинов[ницы] Кошановой. Исхудалая, болзненная и оборванная женщина въ чепц стояла въ углу сорнаго, вонючаго двора и мыла блье. 10-лтній мальчикъ въ одной рубашёнк, одномъ башмак съ ленточкой, но въ соломенномъ картузик сидлъ около нея и длалъ изъ грязи плотину на мыльномъ ручь, текшемъ изъ подъ корыта, 6-лтняя двочка въ чепчик съ засаленными, розовыми лентами лежала на живот посереди двора и надрывалась отъ крика и плача, но не обращала на себя ничьяго вниманія.
– Здраствуйте, Марья Григорьевна, – сказалъ Шкаликъ, възжая на дворъ и обращаясь къ женщин въ чепц, какъ бы вашего Василья Федорыча увидать?
– И, батюшка, Алексй Тарасычь, – отвчала женщина, счищая мыло съ своихъ костлявыхъ рукъ, – 4-ую недлю не вижу.
– Что такъ?
– Пьетъ! – грустно отвчала женщина.
Въ одномъ слов этомъ и голос, которымъ оно было сказано, заключалось выраженіе продолжительнаго и тяжелаго горя.
– Врите-ли, до чего дошли: ни хлба, ни дровъ, ни денегъ, ничего нтъ, такъ приходилось, что съ дтьми хоть съ сумой иди. Спасибо, добрые люди нашлись, дали работу, да и то мое здоровье какое? Куда мн стиркой заниматься? – продолжала женщина, какъ будто вспоминая лучшія времена. Вотъ только тмъ и кормлюсь: куплю въ день дв булочки, да и длю между ними, – прибавила она, какъ видно съ удовольствіемъ распространяясь о своемъ несчастіи и указывая на дтей. А печки мы, кажется, съ Пасхи не топили. Вотъ жизнь моя какая, и до чего онъ довелъ меня безчувственный, а кажется, могъ бы семью прокормить. Ума палата, кажется, по его уму министромъ только-бы быть, могъ бы въ свое удовольствіе жить и семейство… все водочка погубила. —
– A разв не знаешь, гд онъ? Мн дльце важное до него есть.
Описаніе нищеты подйствовало на Шкалика, должно быть, не такъ, какъ ожидала Марья Григорьевна; онъ презрительно посматривалъ на нее и, говорилъ ей уже не «вы», а «ты».
– Говорятъ, на съзжей сидитъ. Намедни, слышно, они у Настьки гуляли; такъ тамъ драка какая-то съ семинарскими случилась. Говорятъ, мой-то Василій едоровичъ въ сердцахъ одному палецъ откусили что-ли. Богъ ихъ знаютъ.
– Онъ теперь трезвый, я-чай?
Женщина помолчала немного, утерла глаза щиколками руки и ближе подошла къ лошади Шкалика.