Мелкие волненья, будничные встречи,Длинный ряд бесцветных и бесплодных дней,Ни одной из сердца прозвучавшей речи,Что ни слово – ложь иль глупый бред детей!И равно всё жалко – счастье и страданья,Роскошь богача и слезы бедняков…Не кипи ж в груди, порыв негодованья,Не вдохнешь ты жизнь в бездушных мертвецов.
Ты дитя… жизнь еще не успелаВ этом девственном сердце убитьЖажду скромного, честного делаИ святую потребность любить.Дела много – не складывай руки, –Это дело так громко зовет!Сколько жгучих страданий и муки,Сколько слез облегчения ждет!..Между нищими всякого рода,Между членами робкой семьи,Над которой судьба и природаШутят злобные шутки свои,В этом мире под вечным ненастьем,В море слез, в нищете и в крови,Всех беднее – кто беден участьем,Всех несчастнее –
нищий любви…Друг мой, ты так сильна и богатаДетски чуткой душою своей, –Не ищи же несчастного брата.У дверей многолюдных церквей:Этим нищим, просящим у храма,Все помогут: степенный купец,И слезливая, нервная дама,И успевший нажиться делец…Это рынок, достойный презренья,Где ты парою лишних грошейПокупаешь себе убежденьеВ доброте бесконечной своей.Это рынок тщеславья людского,И не встретят тут взоры твоиВыраженья участья живогоИ слезу беззаветной любви.
Христос!.. Где ты, Христос, сияющий лучамиБессмертной истины, свободы и любви?..Взгляни – твой храм опять поруган торгашами,И меч, что ты принес, запятнан весь руками,Повинными в страдальческой крови!..Взгляни, кто учит мир тому, чему когда-тоИ ты учил его под тяжестью креста!Как ярко их клеймо порока и разврата,Какие лживые за страждущего брата,Какие гнойные открылися уста!..О, если б только зло!.. Но рваться всей душоюРассеять это зло, трудиться для людей, –И горько сознавать, что об руку с тобоюКричит об истине, ломаясь пред толпою,Прикрытый маскою, продажный фарисей!..
Душа наша – в сумраке светоч приветный,Шел путник, зажег огонек золотой, –И ярко горит он во мгле беспросветной,И смело он борется с вьюгой ночной.Он мог бы согреть, – он так ярко сияет,Мог путь озарить бы во мраке ночном,Но тщетно к себе он людей призывает, –В угрюмой пустыне всё глухо кругом…
Путь суров… Раскаленное солнце палит Раскаленные камни дороги;О горячий песок и об острый гранит Ты изранил усталые ноги;Исстрадалась, измучилась смелая грудь, Истомилась и жаждой и зноем,Но не думай с тяжелой дороги свернуть И забыться позорным покоем!Дальше, путник, всё дальше – вперед и вперед! Отдых после, – он там, пред тобою…Пусть под тень тебя тихая роща зовет, Наклонившись над тихой рекою;Пусть весна расстелила в ней мягкий ковер И сплела из ветвей изумрудный шатер,И царит в ней, любя и лаская, – Дальше, дальше и дальше, под зноем лучей,Раскаленной, безвестной дорогой своей, Мимолетный соблазн презирая!Страшен сон этой рощи, глубок в ней покой: Он так вкрадчив, так сладко ласкает,Что душа, утомленная скорбью больной, Раз уснув, навсегда засыпает.В этой чаще душистой дриада живет. Чуть склонишься на мох ты, – с любовьюЧаровница лесная неслышно прильнет В полумгле к твоему изголовью…И услышишь ты голос: «Усни, отдохни!.. Прочь мятежные призраки горя!Позабудься в моей благовонной тени, В тихом лоне зеленого моря!..Долог путь твой – суровый, нерадостный путь… О, к чему обрекать эту юную грудьНа борьбу, на тоску и мученья?! Друг мой! вверься душистому бархату мха:Эта роща вокруг так свежа и тиха, В ней так сладки минуты забвенья!..»Ты, я знаю, силен: ты бесстрашно сносил И борьбу, и грозу, и тревоги, –Но сильнее открытых, разгневанных сил Этот тайный соблазн полдороги…Дальше ж, путник!.. Поверь, лишь ослабит тебя Миг отрады, миг грез и покоя –И продашь ты всё то, что уж сделал любя, За позорное счастье застоя!..
Издалёка, отцы, к вам в обитель я шла, Как дошла – и сама уж не знаю;Видно, божия сила меня провела По безлюдному вашему краю.Глушь-то, глушь-то какая!.. Идешь целый день Ни души на дороге не встретишь,Рада-рада, коль дальний дымок деревень Или крест колокольни заметишь.Об обители вашей далёко идут Между темным народом рассказы:В старину сам угодник нашел в ней приют, Укрываясь от светской заразы…Сам, своими руками, на храм ваш принес Первый камень смиренный святитель,И сподобил его за смиренье Христос Чудесами прославить обитель.Не собраться бы к вам, да нужда помогла; Отпросись, помолилась я богу,Попрощалась с селом и пошла, в чем была, По рассказам да спросам в дорогу…Сам Христос вам, отцы, даровал благодать Врачевать нас, объятых скорбями, –Уврачуйте ж меня вы, бессчастную мать! – Припадаю я к вам со слезами.Был сынок у меня; грех промолвить упрек, Жили с ним мы без ссор и без брани, –Тих да ласков, меня он, как душу, берег, И души я не чаяла в Ване!Вырос парень на диво: красавец собой, Статный, рослый, везде поспевает…Точно шутит, бывало, идет за сохой, Точно обруч подкову ломает…Да случилась беда с ним: прошедшей зимой Снарядился он в лес за дровами, –А навстречу наш барин опушкой лесной Едет с псовой охоты с гостями.Загляделся мой парень – сосед-генерал, Егеря, доезжачие-хваты, –Загляделся, – шапчонки-то сдуру не снял – И попал, горемычный, в солдаты.Что ж, бог дал, бог и взял, – я не стала роптать, Обнялась с ним, кручину скрывая,И
пошел он, мой сокол, с полком воевать На чужбину из нашего края…Где он, что с ним – не знаю; слыхать стороной, Будто враг одолел нас сначала,А потом мы сошлись с ним под Белой Москвой, И Москва, как свеча, запылала…И как будто бежал он за море от нас, И за ним мы в погоню погнали;Только где ж это море, спрошу я у вас? Вы учены, чай, вы и слыхали…Правда всё это, нет ли, – но в сердце моем Нет покоя: встает предо мною,Как живой, мой Ванюша и ночью и днем, В ратном поле, под Белой Москвою…Снится мне, что лежит он, обнявшись с врагом, А в груди его тяжкая рана…Дым от вражьих пищалей нависнул кругом, Словно полог ночного тумана…Крики, стоны, рыданья, стук конских копыт, Барабаны гремят не смолкая,А вверху, над страдальческим полем, кружит Черных воронов хищная стая…И лежит он и стонет… Померкнул в очах Ясный свет от томительной муки,Запеклась богатырская кровь на устах, Разбросались могучие руки;И как будто меня он, родной мой, зовет, Будто просит он пить, изнывая;И копытом промчавшийся конь его бьет, Оглушает гроза боевая…Нет отбою от дум!.. Не отгонишь их прочь, Не сомкнешь утомленные очи,Не сомкнешь напролет всю осеннюю ночь, – А длинны они, темные ночи!Без сынка-то так пусто, так глухо в избе!.. Чуть приметно лучина мигает…Тишь, да черные думы, да ветер в трубе, Как над мертвым, немолчно рыдает!..И надумалась я… Запылало огнем…
Муза, погибаю!.. Глупо и безбожноГибну от нахальной тучи комаров,От друзей, любивших слишком осторожно,От язвивших слишком глубоко врагов;Оттого, что голос мой звучал в пустыне,Не рассеяв мрака, не разбив оков;Оттого, что светлый гимн мой в честь святыниРаздражал слепых язычников-жрецов;Оттого, что крепкий щит мой весь иссеченИ едва я в силах меч поднять рукой;Оттого, что я один и изувечен,А вокруг – всё жарче закипает бой!..Говорят, постыдно предаваться сплину,Если есть в душе хоть капля прежних сил, –Но что ж делать – сердце вполовинуНи страдать, ни верить я не научил…И за то, чем ярче были упованья,Чем наивней был я в прежние года,Тем сильней за эти детские мечтаньяЯ теперь томлюсь от боли и стыда…Да, мне стыдно, муза, за былые грезы,За восторг бессонных, пламенных ночей,За святые думы и святые слезы,За святую веру в правду и людей!..Муза, погибаю – и не жду спасенья,Не хочу спасенья… Пусть ликует тот,Кто от жизни просит только наслажденья,Только личным счастьем дышит и живет…
Когда в час оргии, за праздничным столомШумит кружок друзей, беспечно торжествуя,И над чертогами, залитыми огнем,Внезапная гроза ударит, негодуя, –Смолкают голоса ликующих гостей,Бледнеют только что смеявшиеся лица,И, из полубогов вновь обратясь в людей,Трепещет Валтасар и молится блудница.Но туча пронеслась, и с ней пронесся страх…Пир оживает вновь: вновь раздаются хоры,Вновь дерзкий смех звучит на молодых устах,И искрятся вином тяжелые амфоры;Порыв раскаянья из сердца изгнан прочь,Все осмеять его стараются скорее, –И праздник юности, чем дальше длится ночь,Тем всё становится развратней и пошлее!Но есть иная власть над пошлостью людской,И эта власть – любовь!.. Создания искусства,В которых теплится огонь ее святой,Сметают прочь с души позорящие чувства;Как благодатный свет, в эгоистичный векЛюбовь сияет всем, все язвы исцеляет,И не дрожит пред ней от страха человек,А край одежд ее восторженно лобзает!И счастлив тот, кто мог и кто умел любить:Печальный терн его прочней, чем лавр героя,Святого подвига его не позабытьТолпе, исторгнутой из мрака и застоя.На скорбь его везде откликнутся друзья,И смерть его везде смутит сердца людские,И в час разлуки с ним, как братская семья,Над ним заплачет вся Россия!..
20 января 1881
Памяти Ф. М. Достоевского («Как он, измученный…»)*
Как он, измученный, влачился по дороге,Бряцая звеньями страдальческих цепей,И как томился он, похоронен в остроге,Под стражею штыков и ужасом плетей, –Об этом пели вы, но из его страданийВы взяли только то на песни и цветы,Что и без пошлых фраз и лживых восклицанийСплело ему венок нетленной красоты…. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Но между строк его болезненных творенийПрочли ли вы о том, что тягостней тюрьмыИ тягостней его позора и лишенийБыл для него ваш мир торгашества и тьмы?Прочли ли вы о том, как он страдал душою,Когда, уча любви враждующих людей,Он слышал, как кричал, ломаясь пред толпою,С ним рядом о любви – корыстный фарисей?Сочтите ж, сколько раз вы слово продавали,И новый, может быть прекраснейший цветок,И новый, может быть острейший терн печалиВплетете вы в его страдальческий венок!..
Мне снилось вечернее небоИ крупные звезды на нем,И бледно-зеленые ивыНад бледно-лазурным прудом,И весь утонувший в сирениТвой домик, и ты у окна,Вся в белом, с поникшей головкой,Прекрасна, грустна и бледна…Ты плакала… Светлые слезыКатились из светлых очей,И плакали гордые розы,И плакал в кустах соловей.И с каждою новой слезоюВнизу, в ароматном саду,Мерцая, светляк загоралсяИ небо роняло звезду.