Полное собрание стихотворений

Надсон Семен Яковлевич

1882

«Счастье, призрак ли счастья…»^*

Счастье, призрак ли счастья – не всё ли равно? Клятв не нужно, моя дорогая… Только было б усталое сердце полно, Только б тихой отрадой забылось оно, Как больное дитя, отдыхая. Я вперед не смотрю – и покуда нежна, И покуда тепла твоя ласка, Не спрошу у тебя я, надолго ль она, Не капризом ли женским она рождена, Не обманет ли душу, как сказка?.. Но зато и себя я не стану пытать, Чтоб не вызвать сомнений невольно; Я люблю твои песни и речи слыхать, Мне с тобою легко и свободно дышать, Мне отрадно с тобой – и довольно… А наскучу тебе я, скажи… Не жалей Отравить мою душу тоскою; Мне не нужно неволи и жертвы твоей, В жизни много и так бесполезных цепей – Что за радость быть вечно рабою? И простимся с тобой мы… И крепко тебе Я пожму на прощание руку, Как сестре в пережитой житейской борьбе, – И сумею, без слез и упреков судьбе, Неизбежную встретить разлуку…

1882

«Темно грядущее… Пытливый ум людской…»^*

Темно грядущее… Пытливый ум людской Пред тайною его бессильно замирает: Кто скажет – день ли

там мерцает золотой Иль новая гроза зарницами играет? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Напрасно человек в смятеньи и тоске Грядущие века пытливо вопрошает. Кто понял этот свет, блеснувший вдалеке, – Заря ли там зажглась, зарница ли мерцает?

1882

«С пожелтелых клавиш плачущей рояли…»^*

С пожелтелых клавиш плачущей рояли, Под ее больными, дряхлыми руками, Поднимались звуки, страстно трепетали И вились над ней заветными тенями… Чудные ей в звуках виделись картины!.. Вся отдавшись им, она позабывала, Что ее чело изрезали морщины, Что прожитой жизни не начать сначала… В жалком, старом теле силою искусства, Как в цветке, ожившем с солнцем и весною, Пылко разгорались молодые чувства, Проходя по сердцу лаской и грозою… И мечтался зал ей, блещущий огнями, И в толпе, объятой мертвой тишиною, Он, ее избранник, с темными кудрями, С ясною улыбкой, с любящей душою… И мечталось ей, что вновь к ней возвратились Красота и свежесть…

1882

«Ни звука в угрюмой тиши каземата…»^*

Ни звука в угрюмой тиши каземата, Уснул у тяжелых дверей часовой. Нева, предрассветной дремотой объята, Зеркальною гладью лежит за стеной. По плитам сырого, как склеп, коридора Не слышно привычных дозорных шагов, И только с белеющей башни собора Доносится бой отдаленных часов. Внимая им, узник на миг вспоминает, Что есть еще время, есть ночи и дни, Есть люди, которым и солнце сияет И звезды свои зажигают огни; Что он еще жив, хоть сознанье и силы Слабеют в нем с каждым угаснувшим днем, И что эти плиты – не плиты могилы, А плиты тюрьмы, позабывшейся сном. Кого ж стерегут эти тихие воды, Гремящая сталь заостренных штыков, И крепкие двери, и душные своды, И тяжкие звенья позорных оков? Ответьте, не мучьте… Душа изнывает! И пусть – если люди бездушно молчат – Мне плеском и шумом Нева отвечает И мертвые камни проклятьем гремят… Кровавая повесть! Позорная повесть! На суд перед гневной отчизной твоей, Холопская наглость, продажная совесть И зверская тупость слепых палачей! И ты, повелитель, как заяц трусливый, Дрожащий на дедовском троне своем, На суд беспощадный, на суд справедливый С руками в крови и…

1882

«Ты, для кого еще и день в лучах сияет…»^*

Ты, для кого еще и день в лучах сияет, И ночь в венце из звезд проходит в небесах, Кому дышать и жить ни ужас не мешает, Ни низкий свод тюрьмы, ни цепи на руках, – Из каменных гробов, и душных и зловонных, Из-под охраны волн, гранита и штыков Прими, свободный брат, привет от осужденных, Услышь, живущий брат, призывы мертвецов! Да, мы погребены, мы отняты врагами У нашей родины, у близких и друзей, Мы клеймены огнем, изорваны кнутами, Окружены толпой злорадных палачей… Пускай же эта песнь, как звук трубы сигнальной, От нас домчится в мир и грянет по сердцам, И будет нам она – молитвой погребальной, А вам – еще живым – ступенью к лучщим дням!

1882

Ночью («Пусть плачет и стонет мятежная вьюга…»)^*

Пусть плачет и стонет мятежная вьюга И волны потока угрюмо шумят: В них скорбное сердце почуяло друга, В них те же рыданья и стоны звучат. Мне страшно затишье… В бессонные ночи. Когда, как могила, природа молчит, Виденья минувшего смотрят мне в очи И прошлая юность со мной говорит, О, эти виденья!.. Сурово, жестоко Они за измену былую казнят И в бедную душу глубоко-глубоко Своим негодующим взором глядят. Она беззащитна!.. Слова оправданья – Бессильны пред правдой немых их речей, И некому высказать эти страданья, И некуда скрыться от этих очей! Когда же осенняя вьюга бушует И бьется поток беспокойной волной, Мне кажется – мать надо мною тоскует И нежно мне шепчет: «Усни, дорогой!»

1882

«О, если б только власть сказать душе…»^*

О, если б только власть сказать душе: «Молчи! Не рвись вперед, не трепещи любовью, За братьев страждущих в удушливой ночи Не исходи по капле кровью! Не стоит жалкий мир ни жертв, ни слез… Бессильна мысль твоя, и лгут твои стремленья, – Ищи ж и для себя благоуханных роз, Забудься же и ты в позоре наслажденья». Но чуткая душа не слушает ума, Не верит выводам, проверенным годами, И ждет – всё ждет, что дрогнут ночь и тьма И хлынет мощный свет горячими волнами!..

1882

«Мы спорили долго – до слез напряженья…»^*

Мы спорили долго – до слез напряженья… Мы были все в сборе и были одни; А тяжкие думы, тоска и сомненья Измучили всех нас в последние дни… Здесь, в нашем кругу, на свободное слово Никто самовластно цепей не ковал, И слово лилось и звучало сурово, И каждый из нас, говоря, отдыхал… Но странно: собратья по общим стремленьям И спутники в жизни на общем пути, – С каким недоверьем, с каким озлобленьем Друг в друге врага мы старались найти!.. Не то же ли чувство нас всех согревало – Любовь без завета к отчизне родной, Не то же ли солнце надежды сияло Нам в жизни, окутанной душною мглой?.. Печально ты нашему спору внимала… Порою, когда я смотрел на тебя, Казалось мне, будто за нас ты страдала И что-то сказать нам рвалася, любя; Ночь мчалась… За белым окном разгорался Рассвет… Умирала звезда за звездой… Свет лампы, мерцая, краснел и сливался С торжественным блеском зари золотой. И молча тогда подошла ты к рояли, Коснулась задумчиво клавиш немых, И страстная песня любви и печали, Звеня, из-под рук полилася твоих… Что было в той песне твоей, прозвучавшей Упреком и грустью над нашим кружком И сердце мое горячо взволновавшей И чистой любовью и жгучим стыдом, – Не знаю… Бессонная ночь ли сказалась, Больные ли нервы играли во мне, – Но грудь от скопившихся слез подымалась, Минута – и хлынули страстно оне… Как будто бы кто-то глубоко правдивый Вошел к нам, озлобленным, жалким, больным, И стал говорить – и воскресший, счастливый Кружок наш в восторге замолк перед ним. Поддельные стоны, крикливые фразы, Тщеславье,

звучавшее в наших речах, – Всё то, что дыханьем незримой заразы Жизнь сеет во всех, даже в лучших сердцах, Всё стихло – и только одно лишь желанье, Один лишь порыв запылал в нас огнем – Отдаться на крест, на позор, на страданье, Но только бы дрогнула полночь кругом!.. О друг мой, нам звуки твои показали Всю ложь в нас, до них – незаметную нам, И крепче друг другу мы руки пожали, С зарей возвращаясь, к обычным трудам. –

1882

Грезы («Когда, еще дитя, за школьною стеною…»)^*

Посвящается Алексею Николаевичу Плещееву

1

Когда, еще дитя, за школьною стеною, С наивной дерзостью о славе я мечтал, Мне в грезах виделся пестреющий толпою, Высокий, мраморный, залитый светом зал… Был пир – веселый пир в честь юной королевы, И в замке ликовал блестящий круг гостей: Сюда собрались все прекраснейшие девы И весь железный сонм баронов и князей… День промелькнул в чаду забав и развлечений: Рога охотников звучали по лесам, И много горных серн и царственных оленей Упало жертвами разгоряченным псам. А ночью дан был бал… Сияющие хоры Гремели музыкой… меж мраморных колонн Гирлянды зелени сплеталися в узоры, И зыблилась парча девизов и знамен… Всю ночь один другим сменялись менуэты, Под звуки их толпа скользила и плыла, И отражали шелк, и фрезы, и колеты С карниза до полу сплошные зеркала… Но близок уж рассвет, и гости утомились: «Певца, – зовут они, – пусть выйдет он вперед! Чтоб пир наш увенчать, чтоб всем мы насладились, Пусть песню старины пред нами он споет!» И, робкий паж, вперед я выступил… Смиренно Пред королевой я колено преклонил, Поднялся, звонких струн коснулся вдохновенно, И юный голос мой чертоги огласил… Вначале он дрожал от тайного смущенья, Но уж слетел ко мне мой благодатный бог, Уж осенил меня крылами вдохновенья, И звукам гибкость дал, и взор огнем зажег, И вот, безвестный паж, я властвую толпою!.. Я покорил ее… Я вижу с торжеством, Как королева ниц склонилась головою, Как жадно рыцари внимают мне кругом, Я вижу очи дев, горящие слезами, Полузакрытые в волненьи их уста, И льется песнь моя широкими волнами, Как горная река – кристальна и чиста. И льется песнь моя, и мощною грозою Гремит, рассыпавшись, на стонущих струнах… Не гром ли божьих туч ударил над землею, Не стрелы ль молнии сверкнули в небесах?.. Как грозен был удар!.. Казалось, своды зала Внезапно дрогнули, и дрогнула земля, И люстра из сквозных подвесок хрусталя На серебре цепей, померкнув, задрожала… Но буря пронеслась, и струны недвижимы… И вновь звучат они под беглою рукой, Как будто крыльями трепещут серафимы, Как будто дальний звон несется над толпой… Молитвенный напев чарует и ласкает, И вот последний звук, как легкий фимиам, Как чистый аромат, сквозь окна отлетает К дрожащим звездами бездонным небесам! Я кончил. Все уста окованы молчаньем, Все груди поднял вздох… Но вот к моим ногам Упал венок, и нет конца рукоплесканьям, И нет числа меня осыпавшим цветам!.. Гремит и стонет зал, волнуясь предо мною; Растет приветный гул несчетных голосов: Так хмурый лес шумит, взволнованный грозою, Так море в бурю бьет о скалы берегов. Гремит и стонет зал; но гром рукоплесканий Я слышу как во сне… Душа моя полна Иных заветных дум и пламенных желаний, Иной награды ждет в смущении она. Ты, чей приветный взгляд звездою путеводной Сиял передо мной., чья красота зажгла Во м>не восторг певца, могучий и свободный, О, неужели ты меня не поняла?.. Безумец! Отгони напрасные мечтанья! Священен трон ее!.. Молись… благоговей! Не дерзостной любви тревоги и желанья, А раболепный страх повергни перед ней! Но верить ли очам: она встает!.. Мгновенно Затихшая толпа ей очищает путь… Глаза ее горят светло и вдохновенно, Под золотом парчи высоко дышит грудь… Она идет ко мне – идет легка, как греза, Чаруя прелестью улыбки и лица, И вот с ее груди отколотая роза Трепещет уж в руке счастливого певца!.. Так в детстве я мечтал….

2

С тех пор умчались годы, И нет их, ярких снов фантазии моей: Я стал в ряды борцов поруганной свободы, Я стал певцом труда, познанья и скорбей! Во славу красоты я гимнов не слагаю, Побед и громких дел я в песнях не пою, Я плачу с плачущим, со страждущим страдаю, И утомленному я руку подаю! И пусть мой крест тяжел, пусть бури и сомненья, Невзгоды и борьбу принес он мне с собой, – Он мне дарил зато и светлые мгновенья, Мгновенья радости высокой и святой! Я помню ночь: бледна, как тяжело больная, Она слетала к нам с лазурной вышины, С несмелой ласкою серебряного мая, С приветом северной задумчивой весны. Все окна в комнате мы настежь отворили И, с грохотом колес по звонкой мостовой, К себе и эту ночь радушно мы впустили На скромный праздник наш, в наш угол трудовой… А чуть вошла она – чуть аромат сирени Повеял в комнате – и тихо вслед за ней Вошли какие-то оплаканные тени, Каких-то звуков рой из мглы минувших дней… Тем, кто закинут был в столицу издалека, Невольно вспомнились родимые края, Убогое село, и церковь, и поля, И над немым прудом недвижная осока; Припомнился тот сад, знакомый с колыбели, Где в невозвратные, младенческие дни Скрипели весело подгнившие качели И звонкий смех стоял в узорчатой тени; Крутой обрыв в саду, беседка над обрывом, Тропинка, в темный лес бегущая змеей, И полосы хлебов с их золотым отливом, И мирный свет зари за сонною рекой… И наш кружок примолк… Суровые лишенья, Нужда, тяжелый труд и длинный ряд забот Томили долго нас… мы жаждали забвенья – И с тихой песнею любви и примиренья, Как в детских снах моих, я выступил вперед. Не пышный зал горел огнями предо мною: Здесь, в бедной комнатке, тонувшей в полумгле, Сияла только мысль нетленной красотою В венце из терниев на царственном челе! И голос мой звучал не для пустой забавы Пресыщенной толпы земных полубогов: Не требуя похвал, не ожидая славы, Как брат я братьям пел, усталым от трудов. Я пел сплотившимся под знаменем науки, Я пел измученным тяжелою борьбой, Чтоб не упали их натруженные руки, Чтоб не рассеялся союз их молодой; Я пел им светлый гимн, внушенный упованьем, Что только истине победа суждена, Что ночь не устоит перед ее сияньем, Что даль грядущего отрадна и ясна; И всё, что на душе от черного сомненья Я сам, как ценный клад, в ненастье сохранил – Все лучшие мечты, все смелые стремленья – Всё в звуки песни той я вольно перелил!.. Я смолк… Мне не гремят толпы рукоплесканья, Не падают к ногам душистые венки! Наградою певцу минутное молчанье Да чье-то теплое пожатие руки. Но что со мной?.. О чем, откуда эти слезы?.. Как горд, как счастлив я, как ожил я душой!.. О родина моя, прими меня – я твой!.. И блекнут яркие младенческие грезы, И осыпаются их призрачные розы Пред счастьем, наяву блеснувшим предо мной!..