Простите безумца за прошлые звуки,За дерзкие звуки, пропетые вам:В них не было правды, – то праздные рукиПросились опять к позабытым струнам…С людьми не схожусь я давно уж – и с вамиНе ближе душой, чем с другими, я был, –Я лгал вам: как мальчик, я тешился снами,Как мальчик, святынею дружбы шутил!Как мог я мгновенный обмен впечатленийИ светскую ласку за близость принять?Как мог я так скоро, без дум и сомнений,По первому слову всю душу отдать?И мало ли, сердце, такие обманыИ в прошлые годы владели тобой?Еще и теперь не зажившие раныГорячею кровью сочатся порой!..А вы…. в вас не стану искать я причинуМоей настоящей тоски и тревог;Не вы виноваты, что я вполовинуБыть
близким – ни с кем приучиться не мог.Прошел мимолетный порыв ослепленья,И в вас узнаю я всё ту же толпу…Простите ж меня, – не ищите сближеньяИ дайте уйти мне в мою скорлупу.
Я плакал тяжкими слезами,Слезами грусти и любви,Да осияет свет лучамиМир, утопающий в крови, –И свет блеснул передо мноюИ лучезарен и могуч,Но не надеждой, а борьбоюГорел его кровавый луч.То не был кроткий отблеск рая –Нет, в душном сумраке ночномЗажглась зарница роковаяГрозы, собравшейся кругом!..
Тебя венчает лавр… Дивясь тебе, толпитсяЧернь за торжественной процессией твоей,Как лучшим из сынов, страна тобой гордится,Ты на устах у всех, ты – бог последних дней!Вопросов тягостных и тягостных сомненийТы на пути своем безоблачном далек,Ты слепо веруешь в свой благодатный генийИ в свой заслуженный и признанный венок.Но что же ты свершил?.. За что перед тобоюОткрыт бессмертия и славы светлый храмИ тысячи людей, гремя тебе хвалою,Свой пламенный восторг несут к твоим ногам?Ты бледен и суров… Не светится любовьюХолодный взор твоих сверкающих очей;Твой меч опущенный еще дымится кровью,И веет ужасом от гордости твоей!О, я узнал тебя! Как ангел разрушенья,Как смерч, промчался ты над мирною страной,Топтал хлеба ее, сжигал ее селенья,Разил и убивал безжалостной рукой.Как много жгучих слез и пламенных проклятийИз-за клочка земли ты сеял за собой;Как много погубил ты сыновей и братииСвоей корыстною, безумною враждой!Твой путь – позорный путь! Твой лавр – насмешка злая!Недолговечен он… Едва промчится мглаИ над землей заря забрезжит золотая –Увядший, он спадет с бесславного чела!..
Везде, сквозь дерзкий шум самодовольной прозы,Любовь, мне слышится твой голос молодой…Где ты – там лунный свет, и соловьи, и розы,Там песни звучные и пламенные грезы,И ночи, полные блаженною тоской…Еще ты царствуешь над низменной толпою,Но скоро, может быть, померкнет твой венецИ не придут, как встарь, склониться пред тобоюС надеждой светлою и страстною мольбоюИ пылкий юноша, и опытный мудрец.
Я не зову тебя, сестра моей души,Источник светлых чувств и чистых наслаждений,Подруга верная в мучительной тишиНочной бессонницы и тягостных сомнений…Я не зову тебя, поэзия… Не мнеТвой светлый жертвенник порочными рукамиВенчать, как в старину, душистыми цветамиИ светлый гимн слагать в душевной глубине.Пал жрец твой… Стал рабом когда-то гордый царь…Цветы увянули… осиротел алтарь…
Стройный хор то смолкал, то гремел, как орган, Разрастаясь могучей волною;От душистого ладана легкий туман, Колыхаясь, стоял над толпою,И, как в дымке, над массой склоненных людей Подымался, увитый цветами,Белый гробик ее, ненаглядной моей, Убаюканной вечными снами.Дорогая головка, вся в русых кудрях, Так отрадно, так чинно лежала,И так строго на девственно нежных чертах Затаенная дума сияла!..Окна в сад были настежь открыты – ив них Изумрудная тень колебалась,И душистая зелень ветвей молодых В сумрак душного храма врывалась.
Мы – как два поезда (хотя с локомотивомЯ не без робости решаюсь вас равнять)На станции Любань лишь случаем счастливым Сошлись, чтоб разойтись опять.Наш стрелочник, судьба, безжалостной рукоюНа двух различных нас поставила путях,И скоро я умчусь с бессильною тоскою, Умчусь на всех моих парах.Но, убегая вдаль и полный горьким ядомСознания, что вновь я в жизни сиротлив,Не позабуду я о станции,
где рядомСочувственно пыхтел второй локомотив.Мой одинокий путь грозит суровой мглою,Ночь черной тучею раскинулась кругом, –Скажите ж мне, собрат, какою мне судьбоюИ в память вкрасться к вам, как вкрался я в альбом?
Напрасные мечты!.. Тяжелыми цепямиНавеки скован ты с бездушною толпой:Ты плакал за нее горячими слезами,Ты полюбил ее всей волей и душой.Ты понял, что в труде изъязвленные руки,Что сотни этих жертв, загубленных в борьбе,И слезы нищеты, и стоны жгучей муки –Не книжный бред они, не грезятся тебе…Ты пред собой не лгал, – на братские страданья,Пугаясь, как дитя, не закрывал очей,И правду ты познал годами испытанья,И в раны их вложил персты руки, своей;И будешь ты страдать и биться до могилы,Отдав им мысль твою, и песнь твою, и кровь.И знай, что в мире нет такой могучей силы,Чтоб угасить она смогла в тебе любовь!
С непокрытым челом, изнуренный, босой, Полный скорби и жгучей тревоги,Шел однажды весною, в полуденный зной,Мимо рощи тенистой певец молодой, По горячей, кремнистой дороге.Роща, словно невеста, в весенних лучах Обновленным убором сияла,И роскошно пестрела в нарядных цветах, И душистой прохладой ласкала.И казалось, в ней кто-то с любовью шептал:«Путник, путник, ко мне! Ты так долго страдал, Прочь же черные призраки горя:Я навею тебе лучезарные сны!..Отдохни на груди ароматной весны, В тихом лоне зеленого моря!..У меня ль не цветист изумрудный ковер,У меня ль не узорен высокий шатер! Я приникну, любя, к изголовьюИ больному весеннюю песню спою, –Эту вкрадчиво-сладкую песню мою, Песню, полную светлой любовью!Путь суров… Раскаленное солнце палит Раскаленные камни дороги,О горячий песок и об острый гранит Ты изранил усталые ноги,А под сводами девственной листвы моейБьется с тихим журчаньем холодный ручей:Серебристая струйка за струйкой бежит,Догоняет, целует и тихо звенит…Не упорствуй же, путник, и, чуткой душой Отозвавшись на зов наслажденья,Позабудься, усни!..» Но певец молодой Не поддался словам искушенья.Не на пир и не с пира усталый он шел:С страдных нив и из изб голодающих сел, Из углов нищеты и развратаОн спешил в золотые чертоги принестьМолодою любовью согретую весть О страданьях забытого брата.Он спешил, чтоб пропеть о голодной нужде,О суровой борьбе и суровом труде, О подавленных, гибнущих силах,О горячих, беспомощных детских слезах,О бессонных ночах и безрадостных днях, О тюрьме и бескрестных могилах…. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Эта песня его и томила и жгла,И вперед, всё вперед неустанно звала!..
Позабытые шумным их кругом – вдвоем Мы с тобой в уголку притаились,И святынею мысли и чувства теплом, Как стеною, от них оградились.Мы им чужды с тех пор, как донесся до нас Первый стон, на борьбу призывая,И упала завеса неведенья с глаз, Бездны мрака и зла обнажая…Но взгляни, как беспечен их праздник, – взгляни, Сколько в лицах их смеха живого,Как румяны, красивы и статны они – Эти дети довольства тупого!Сбрось с их девушек пышный наряд, – вязью розПеревей эту роскошь и смоль их волос, И, сверкая нагой белизною,Ослепляя румянцем и блеском очей,Молодая вакханка мифических дней В их чертах оживет пред тобою…Мы ж с тобой – мы и бледны и худы; для нас Жизнь – не праздник, не цепь наслаждений,А работа, в которой таится подчас Много скорби и много сомнений…Помнишь?.. – эти тяжелые, долгие дни, Эти долгие, жгучие ночи.Истерзали, измучили сердце они, Утомили бессонные очи…Пусть ты мне еще вдвое дороже с тех пор,Как печалью и думой зажегся твой взор; Пусть в святыне прекрасных стремленийИ сама ты прекрасней и чище, – но яНе могу отогнать, дорогая моя, От души неотступных сомнений!Я боюсь, что мы горько ошиблись, когда Так наивно, так страстно мечтали,Что призванье людей – жизнь борьбы и труда, Беззаветной любви и печали…Ведь природа ошибок чужда, а она – Нас к открытой могиле толкает,А бессмысленным детям довольства и сна – Свет, и счастье, и розы бросает!..