Полное затмение

Ригби Лиз

— А что еще делает Льюис в ваших снах?

— Ну, — протянул Хегарти, посмотрев на Ломакса и выпустив струю дыма, — иногда Льюис пугает меня. Да, временами он меня пугает.

— Каким образом?

— Во сне я просто воспроизвожу наши отношения — не ту сентиментальную версию, которая хранится в моей памяти, а наши реальные отношения… ну, вы меня понимаете. У Льюиса был сильный характер. Он был человеком жестким, люди боялись его. Он мог вступить с вами в конфликт, и это было страшно.

Я всегда знал, несмотря на то что был его другом, он запросто мог поступить так и со мной. Обычно вы знаете, что такое может случиться, и стараетесь быть осторожным. В моих снах он иногда становится таким. Без всякой причины. Злобным. Потому я так напряжен. Все время жду этого сна. Вот так. Жена говорит, что в такие ночи я кричу во сне. Не то чтобы кричу. Издаю такие жалобные звуки. Ей это не нравится.

— Это кошмары, а не обычные сны.

— Да, вы правы. Вы правы. Это кошмары.

Голос Хегарти был ровен. Только частые остановки выдавали волнение.

— Как вы считаете, Льюис мог вести себя жестоко по отношению к жене?

— Какой из них?

— К Джулии.

— Вполне возможно. Да. Он заботился о ней, но иногда она доводила его до бешенства. Вероятно, тогда он мог проявлять по отношению к ней жестокость.

— Почему она доводила его до бешенства?

— Не помню. Он не любил рассказывать об этом. По-моему, она не могла ужиться с его дочерью.

— С Гейл?

— С Гейл. Да, Гейл и Джулия не могли ужиться.

— Они же были примерно одного возраста. Могли бы ведь жить как сестры.

— Не знаю. Не думаю. Мне кажется, Джулия все время жаловалась Льюису на Гейл. Она пыталась убедить Льюиса, что Гейл должна жить отдельно, что-то вроде того. А он не хотел ее слушать.

— Он рассказывал, на что жаловалась Джулия?

— Не особенно. В клубе мы не обсуждали домашних проблем.

— Вы не говорили о своих семьях?

— Нет-нет. В клубе мы забывали о них.

Ломакс опустил глаза.

— Ну, за исключением случаев, — добавил Хегарти, — когда Гейл приходила в клуб, но это совсем другое.

Ломакс поднял глаза.

— Гейл? — удивился он.

Хегарти забавлялся его изумлением.

— Да, Гейл. А почему нет?

Ломакс тщетно пытался найти слова:

— Э-э… ну, она не совсем подходила для клуба… я хочу сказать, девушки в клубе, они такие… м-м-м…

Секретарша принесла кофе и поставила поднос между ними. Хегарти поблагодарил. Она не ответила.

Хегарти наливал кофе, а Ломакс думал о Гейл. Некрасивая девушка со свадебного снимка, студентка, которую никто в колледже не мог вспомнить, дочь, которую собственный отец старался не замечать на рождественской вечеринке. Нет, Гейл определенно не подходила для клуба.

— Наверное, вы хотите

сказать, — начал Хегарти, кладя в чашку сахар, — что клуб — не совсем то место, куда отец должен приводить дочь?

— Нет-нет. — Ломакс уронил карандаш. — Я имел в виду, что все зависит от дочери.

— Ну, Николас принял ее сразу же. Она подошла по всем параметрам.

Ломакс молча уставился на Хегарти.

— Что вас так удивляет? — спросил Хегарти с улыбкой. Затем добавил: — Простите мое изумление. Я слишком стар, чтобы удивляться чему бы то ни было. Но мне это нравится. Я не хотел оскорбить вас.

Ломакс был слишком изумлен, чтобы почувствовать обиду. Наконец он проговорил:

— Я видел фотографии Гейл — она совсем не подходит для вашего клуба.

— Какие фотографии?

— Свадебные фотографии Джулии и Льюиса. Праздничные. И много других.

— Послушайте, я даже не помню Гейл на той свадьбе. Она была совсем ребенком. Потом выросла. А когда она выросла, то стала… — Хегарти замолк. На лице появилось похотливое выражение. — Она была чертовски сексуальна.

Голос звучал ниже, чем обычно. Ломакс понял, что Хегарти вспомнил Гейл и это воспоминание возбуждало его.

— Вы близко знали ее?

— Не особенно.

— Нет?

— Вот поэтому мне и нравится клуб. Вы вступаете в отношения с людьми, о которых ничего не знаете.

Ломакс осторожно спросил:

— Однако вы спали с ней?

— Всего один раз. Затем она уехала во Францию. К сожалению.

— А Льюис знал? — Мысль о том, что его друзья или коллеги могли бы спать с Хелен, показалась Ломаксу чудовищной. Добермен, соблазняющий Хелен… отвратительно. Более того, эта мысль наполнила Ломакса яростью.

— Зачем? — удивленно спросил Хегарти.

Ломакс не ответил.

— Это случилось прошлым летом?

— Она пришла в клуб прошлым летом. А в июле уехала в Европу.

— В то время, когда вы были с Гейл… вы уверены, что у Льюиса не было никого еще?

— Прошлым летом? Он был тогда с Элис, и… нет, не думаю. После нее у него никого не было.

— Элис рассказывала о какой-то юной брюнетке…

Ломакс уже знал, каким будет ответ, даже не закончив вопроса.

— Да, теперь я понимаю, — сказал Хегарти. — Видимо, это была Гейл.

Раздалось громкое тиканье. Ломакс оглядел комнату. На столе Хегарти стоял старинный латунный будильник. Должно быть, он не переставал тикать все время разговора, но Ломакс мог бы поклясться, что до этого мгновения не слышал его. Он слушал тиканье будильника — низкая нота, затем высокая. Казалось, Хегарти тоже прислушивается. Затем Ломакс спросил:

— А Льюис тоже спал с Гейл?

Хегарти поднял бровь.