Полнолуние
Шрифт:
Уговаривать Элеонору было бесполезно, даже если бы он стал умолять, она бы только еще больше позлорадствовала. Это была ее месть. А между тем кровь из запястий Лауры перестала сочиться, и пульс на шее уже не прощупывался. В распоряжении Эдгара было всего несколько минут, пока ее мозг не умер, в противном случае он получил бы вурдалака безумнее Элеоноры. Он все же предпринял последнюю попытку.
– Тебе совсем не жаль ее?
– А тебе? Что-то я не вижу в тебе жалости к ней.
Ее бездушная сущность отталкивала его, но Эдгар сознавал, что Элеонора права, и это бесило его еще больше. Он отпустил руку Лауры, подошел вплотную к зеркалу, столкнувшись
– Возможно. Но я люблю ее.
Элеонора поздно сообразила, что не следовало подпускать его близко – она полагала, что через тысячу километров он не сумеет достать ее. Она отступила на шаг, схватила стул и замахнулась в яростном порыве разбить проклятое стекло, но опоздала. Пальцы у нее разжались, стул с грохотом упал на пол, а сама она рухнула на колени.
Эдгар стоял за границей миров, и сила вскипала в нем – свежая кровь Лауры придавала ему сверхъестественную мощь. Глаза потемнели, в них загорелся мрачный огонь, а над головой медленно закручивался черный вихрь. Он поднял руку, и пальцы его виделись сплетением тьмы и пламени. Острый нож прилетел из кухни и упал перед Элеонорой. Она тихо вскрикнула, но уже не могла бороться с его волей – в его венах текла кровь Элеоноры, и во власти Эдгара было ее притянуть. Пытаясь сопротивляться, она схватила нож, и ее рука дрожала, когда она подносила острие к левому запястью. Через силу она сделала рваный надрез, а затем полоснула и по правой руке. Алые слезы хлынули у нее из глаз одновременно с кровью из вен. Крови было много – как раз днем, перед полнолунием, ей сделали донорское вливание. Элеонора обессиленно сползла на пол, кровь клубилась вокруг нее, как дым, испаряясь и преломляясь сквозь пространство. Не прошло и нескольких минут, как от моря крови не осталась и следа, кроме багровых пятен на ее дорогой пижаме. Зеркальный портал растаял, насытившись жизненной силой Элеоноры и вычерпав ее до дна.
Женщина лежала в изломанной позе, ее белая плоть высохла, в лице не осталось ни кровинки, в глазах потух свет. Нет, она не превратилась в старуху, но когда все же нашла в себе силы повернуться к зеркалу, увидела, что наконец выглядит на свой возраст. Такой ее обнаружил Филипп – распростертой на липком полу, сломленной и постаревшей. Он в ужасе опустился на колени и склонился над женой:
– Что случилось, Элси?
– Вот и все, дорогой, – выдохнула Элеонора и дотронулась до его лица обескровленной рукой. – Все кончено.
А тем временем в далекой Румынии Эдгар так же стоял на коленях перед кроватью, где лежала Лаура в светлом ореоле окровавленной невинности. Раны на ее запястьях затянулись, и шрамы стали как будто отполированными. Эдгар с облегчением прижал ее руки к губам и произнес, как заклинание:
– Во имя нашей общей крови, скрепленной веками, что связала и разъединила нас во времени. Во имя всей пролитой крови, что теперь иссушена и забыта, которой ты питалась в материнской утробе. Во имя твоей собственной крови, которая сейчас поддерживает мою жизнь. Воскреси в себе жажду жизни, чтобы восполнить ее свежей кровью. Живи, Лорелия-Вирджиния.
Дальнейшая судьба Элеоноры его не заботила – он не был уверен, что та умрет, но видел, что жертва была принесена не напрасно. Эдгар, пожалуй, с радостью избавился бы от нее, уж слишком утомительна она была. Он брезгливо поморщился, отгоняя воспоминание об Элеоноре, и обратил все свое внимание на ее дочь.
Он раздел Лауру, приготовил ванну и погрузил туда обнаженное тело. Она была мертвая, бледная и окаменелая,
Стемнело, и в комнату через готическое окно вошла луна. Она залила комнату рассеянным серебристым светом, добралась до кровати, где покоилась Лаура, и тронула ее сомкнутые бескровные веки. Девушка шевельнулась и села резким деревянным движением, как манекен. Она ощущала странную скованность во всем теле, невесомую слабость и какую-то затуманенность сознания, как во сне.
Эдгар сидел на краю постели и смотрел на Лауру томным взглядом, мерцающим в полумраке, но в нем сейчас не отражалось никаких чувств к ней – они были утолены. Затем он подался вперед, очутившись в полосе лунного света, и медленно повернул к Лауре свое красивое лицо, сначала в профиль, потом вполоборота и наконец в анфас, давая возможность рассмотреть его. При этом Эдгар должен был проверить, что осталось от ее личности после долгих минут пребывания в смерти.
– Попробуй встать, – без предисловий велел он.
Лаура попыталась, но поначалу ей это не удалось – она только свесила ноги с кровати и выжидающе смотрела на Эдгара пустыми глазами.
– Хорошо, – печально вздохнул он. – А теперь постарайся дотронуться до кончика носа. Одной рукой и другой.
Она выполнила его приказание, а затем рывком встала на ноги. Голова закружилась, живот скрутило болезненным спазмом, и она зажала руками рот, беспомощно глядя на Эдгара. Он все понял и показал:
– Ванная там.
Лаура вбежала туда на негнущихся ногах, захлопнула за собой дверь, и ее вырвало всем съеденным и выпитым накануне. Какое-то время она стояла на коленях, опустошенная, прижавшись лбом к холодному краю ванны, и постепенно к ней возвратилась ясность разума. К ее удивлению, в замке, помимо ванны, оказался водопровод и даже раковина с краном. Лаура умыла лицо, прополоскала рот и вернулась в спальню со словами:
– Какой явственный сон.
– Возможно, потому что это и не сон вовсе? – ответил ей Эдгар и с облегчением улыбнулся. – С пробуждением, Белоснежка.
Лаура медленно оглядела темную замковую комнату с камином, большую кровать с резными столбиками, стрельчатое окно и самого Эдгара в призрачном свете луны. Сегодня он был весь в черном: шелковый костюм из эпохи рококо, и даже рубашка с пышным жабо была черная.
– Я бывала здесь раньше, – задумчиво проронила Лаура.
– Да. Только во сне. Теперь ты вступила в вечность, прелесть моя. Ты больше не человек.
– Как это? – глупо спросила она.
– Ты мертвая, разве не чувствуешь?
Эдгар сел рядом, взял ее руку и повернул ладонью вверх. Рука Лауры казалась прозрачной, словно хрустальной, вены не отливали оттенками синего и зеленого, а были полыми. Запястье пересекала аккуратная ниточка шрама.
– Отныне все жизненные силы у тебя – заемные. Ты не будешь стареть и никогда не умрешь. Точнее, убить тебя можно, но очень непросто. Ты вампир, душа моя.
Она поверила ему сразу и безоговорочно – возможно, потому что он исподволь готовил к этому Лауру всю ее короткую жизнь.