Полный карман песка

Лейтон Мишель

Когда он отстраняется от меня, я это чувствую. Ощущаю потерю его горячего тела, безумного притяжения, повисшего между нами. И когда он делает вдох, я чувствую движение воздуха, словно рисунок его дыхания порождает вакуум, пузырь, где существуем только мы вдвоем.

Когда тишина становится невыносимой, я открываю глаза. Взгляд Коула прикован к моей груди, а руки тянутся к бретелькам, висящим на локтях, стягивая их вниз, медленно, мучительно, дюйм за дюймом. Мне приходится прикусить язык, чтобы сдержать стон, когда соски освобождаются от кружева. Дыхание Коула вырывается сквозь стиснутые зубы.

–

Проклятье, ты великолепна, - выдыхает он, его зрачки расширяются, поглощая меня. Честно говоря, никогда не чувствовала себя более красивой, чем сейчас, под его взглядом, которому явно нравится то, что он видит.

Коул позволяет бюстгальтеру упасть на пол. Мучительно медленно он тянется к моим грудям, обхватывает их, взвешивает, оперяет вершинки подушечками пальцев. Мои соски съеживаются, и он хрипло стонет. На секунду закрывает глаза. Кажется, время замирает. Но когда он снова их открывает, напряженный взгляд приковывает мой, как и всегда. Пылающий, словно пламя позади.

– Идеальна, - шепчет он, склоняясь, чтобы коснуться языком моей трепещущей плоти.

Я откидываю голову назад, путаясь пальцами в его волосах, чтобы держать его ближе.

– Как хорошо, - мурлыкаю я, сжимая ноги, усиливая восхитительную пульсацию между ними.

– Я никогда не видел ничего более прекрасного, - шепчет он.
– Сочная. Круглая. А твои соски… Боже! Они прекрасно подходят к моему рту. Они умоляют меня их полизать… пососать… укусить.
– Последнее слово больше похоже на рык. Оно вызывает трепет в моей груди, заставляя соски сжиматься еще туже.
– М-м-м!
– бормочет он, слегка прикусывая их, вызывая дрожь во всем теле.

Возможно, достичь оргазма в данный момент вечера и неловко. Вызывает смущение, но это так удивительно. Никто другой раньше не доставлял мне удовольствие. Лишь мне. И моему воображению. Фантазиям о мужчине, что может изменить все. Подобном Коулу. Так что на этот раз, в реальной жизни, я, вероятно, не смогу удержать тело от реакции.

Коул издает голодные звуки, словно поглощая мои груди. Я так сильно выгибаюсь ему навстречу, что удивительно, что еще не вся моя грудь у него во рту. Но я хочу, чтобы она там была. Чтобы он поглотил меня. Съел живьем, не оставив ничего, кроме костей.

Его пальцы без усилий находят путь к моему поясу, расстегивают пуговицу и молнию на джинсах, а губы пытаются меня ослабить. Он опускается передо мной на колени. Его язык все еще прикован к левому соску, когда он стягивает брюки и трусики вниз по моим ногам.

Когда я чувствую, что они падают на пол, выхожу из них, отбрасывая в сторону. Воздух циркулирует у меня между ног, охлаждая горячую, влажную плоть. Стимулируя. Терзая. Мышцы дрожат и сжимаются, говоря мне, что я приближаюсь к грани.

– Боже всемогущий!
– стонет Коул, оставляя мой сосок и переключаясь на гладкую плоскость живота.
– Я чувствую тебя. Такая сладкая, что мой рот наполняется влагой.

Лава устремляется к средоточию моей женственности, и чем ближе к ней Коул, тем тяжелее становится держаться прямо. И Коул это замечает. Словно не способный подождать ни мгновения, он заставляет меня опуститься на колени, а потом кладет на спину перед огнем.

Затем его рот снова возвращается ко мне. Сминая

губы, посасывая язык, омывая соски, пробуя на вкус пупок. И когда его руки тянутся к моим ногам, разводя их широко в стороны, я уже не дышу от предвкушения. На этот раз я здесь лишь с Коулом. Нет ни воспоминаний, ни призраков. Нет трагедий и нет боли. Только «сейчас». Прекрасное «сейчас».

Он стонет, когда его язык касается моего естества. Он упивается им, лижет, а его пальцы, дразня и насмехаясь, входят и выходят из меня. Не слишком глубоко, не достаточно, чтобы удовлетворить. Только чтобы помучить. Ах, эта сладкая мука.

И пусть он не пытается подтолкнуть меня к грани, я не могу сдержать реакций своего тела. Мне слишком хорошо, и я слишком сильно хочу его.

Когда первая волна оргазма проходит сквозь меня, я перестаю дышать. Такая медленная и глубокая, доставляющая столько удовольствия, что я просто замираю в ожидании, пока она не схлынет. Пока не освободит от своего колдовства.

Только это не заканчивается.

– Боже, да!
– шепчет Коул, а его пальцы и язык соперничают во мне, пытаясь достичь восхитительного компромисса. С каждым касанием, захватом, прикосновением языка очередная волна разбивается о меня, сжимая внутренности, заставляя спину выгибаться. Мои бедра ритмично сжимаются, а пальцы яростно цепляются за ковер. В ушах звенят отзвуки его страсти и моего экстаза, и больше я ничего не хочу слышать.

Прежде, чем последний спазм идет на убыль, Коул прокладывает губами дорожку вверх по моему телу, неся мой вкус ко мне в рот, обвивая кончик языка вокруг моего. А затем он толкается в меня. Медленно, безостановочно. Давая мне время растянуться для него, чтобы принять его и двигаться вместе с ним.

Когда он начинает отстраняться, я обвиваю ноги вокруг его бедер, стремясь удержать его ближе. И он снова вонзается в меня, еще глубже, еще чаще.

Взад-вперед, взад-вперед, он освобождается и затем вонзается снова. Не так, чтобы на самом деле меня ранить, но достаточно, чтобы я почувствовала восхитительную боль, сладостное напряжение. И я не могу удержаться от удивления, как много его я способна вместить.

Я подгоняю его пятками вперед, и он поднимает голову, чтобы взглянуть на меня. На его лице отражается почти боль, а лоб светится бисеринками пота.

– Я дал тебе обещание. И не хочу снова дать тебе повод попросить меня остановиться. Но, черт возьми, Иден, я больше не могу сдерживаться.

Он изгибает бедра, будто бы дикий зверь сидит на его спине, и он всеми силами пытается его удержать. Чтобы спасти меня от этого зверя. Или от самого Коула.

Только на этот раз я не желаю спасения. Я не боюсь. Я никого не вижу, не чувствую, никого, кроме Коула.

И теперь я хочу почувствовать его целиком.

Надавливаю ему на плечи, пока он не наклоняется ко мне. Лицо снова хмурое. Я держу его, пока, извиваясь, не выползаю из-под него, затем, нажимая сильнее, заставляю лечь на спину. С отчаянием, которого не вполне понимаю, я карабкаюсь на него, устраиваясь поверх его тела. Наши глаза встречаются, и в его взгляде больше пламени, чем в камине позади. Он красив и напряжен, и я чувствую его желание, словно жар, ласкающий щеки, целующий губы, обволакивающий тело.