Полоса невезения

Соколов Алексей

– Слишком много вопросов, - как-то очень не по-детски усмехнулся мальчишка.
– Но тебе и в самом деле нужны ответы? Ты не боишься, что они тебя раздавят?

– Все равно хуже уже не будет, - махнул я рукой с фонарем, и метнулись по стене огромные зверовидные тени.
– Я и так слишком далеко зашел.

– Это верно, - кивнул мальчик.
– Но все равно тебе с ней не справиться - она ведь выросла не из твоего сердца. И нет у тебя над ней власти.

– Опять загадки? Да кто такая "она"?

– Ты и сам знаешь ответ, только боишься признаться самому себе, вздохнул

мальчишка.
– Струна. Это Струна.

– Так что же, - задохнулся я, - ты хочешь сказать, что мы с тобой внутри Струны?

– Вот, ты ведь всё понимаешь, - кивнул он.
– Все вы думаете, что она исполнена тайн, а на самом деле она пустая и темная. И нет в ней ни добра, ни зла - вы сами это придумали. И сила ее - вовсе не ее сила.

– Тогда ответь: зачем я здесь?

– Думаешь, я знаю?
– мальчишка понуро опустил взгляд.
– Этого никто не знает, даже она. Только ты сам.

Мне сразу стало холодно, как и в ту ночь, на Лунном поле.

– Хорошо, а что я могу сделать для тебя? Как тебя освободить? Привести сюда Флейтиста?

– Я же говорю, - вздохнул мальчик, - ему сюда дороги нет. Но уже скоро... Ты, наверное, сможешь, - он одарил меня скептическим взглядом. Если успеешь. И если тебе помогут.

Я опять ничего не понял, но почувствовал - это уже неважно. Не для понимания я сюда пришел... или был приведен... для чего-то другого.

– Вот, - мальчишка протянул мне флейту.
– Возьми и сыграй, пожалуйста.

– Да ты чего!
– опешил я.
– Сроду на флейте не играл, не умею совершенно. Понятия не имею, как это делается.

– Нет, ты должен сыграть, - упрямо повторил он.
– Ты не поймешь, поэтому просто поверь: это очень важно. Без этого ничего не получится.

Можно ли отказать страдающему ребенку?

– Ладно, - неожиданно для самого себя я взъерошил ему волосы и принял из мальчишеских рук флейту. Едва ли не с локоть длиной, из темно-коричневой древесины, отполированная до зеркальной гладкости... Ну не умею я на ней играть. Куда дуть-то? Вот в эту дырочку? А эти отверстия перебирать пальцами?

Я набрал столько воздуху, сколько смог - и резко дунул. Так в полузабытом детстве мы стреляли жеваной промокашкой из трубочек. Лучше всего годились полые стебли лопуха...

Звук пришел сразу - точно весь окружающий воздух был полон им и ждал лишь команды, чтобы из тайного стать явным. Так от одной маленькой искры вспыхивает рассыпанный порох, так от одного слова срывается горная лавина.

Описать этот звук было попросту нельзя - он отличался от всей слышанной ранее музыки как настоящий "боинг" от пластмассовой модельки. Звук вобрал в себя все, растворил и стены, и ступени, и нас с мальчишкой. Он был всем, а мы были в нем.

И точно судорога поразила пыльное пространство, оно разорвалось по всем своим бесчисленным измерениям, осыпалось само в себя. И последнее, что я запомнил прежде чем меня засосало в черную воронку - это глаза мальчишки. Чего в них было больше, ужаса или радости, я так и не понял. Да и не в понимании дело - меня позвали сюда для другого. И теперь, падая в пустоту, я знал, для чего.

Все в мире повторяется. И хотя

в одну реку не войти дважды, но в очень похожую - запросто. Вновь начинался день, и вновь я обнаружил себя на диване. Разница лишь в том, что этот не в пример удобнее. Здешний диван вполне мог бы служить двуспальной кроватью. А то и трехспальной.

Где-то рядом слышался дробный стук клавиш. Я повернул голову и увидел спину Мауса, склонившегося над своей любимой "кибернетической системой". За широкими окнами разгорался рассвет. Город лежал внизу, утыканный крошечными светлячками фонарей, а где-то далеко на востоке, за Кремлем, Садовым Кольцом и бесконечными трубами небо уже зажглось какой-то неестественно-чистой бирюзой.

Вторые сутки войны... если это и впрямь война.

Я поднялся и подошел к Маусу. Тот сосредоточенно копался в сетевых дебрях. Рядом с компьютером громоздилась полупустая бутылка от "Кока-колы".

– Ну как, шеф, проснулись?

– Как видишь. А что Максим Павлович?

– Спит там у себя на диванчике, - ловким движением вбив какой-то сетевой адрес, отозвался Маус.
– Под сенью родных моделек.

– Ясно, - ответил я.
– Что нового?

– Ничего. На Сходне обнаружили еще одну машину. Теперь целая троица. Все "приструнены" по полной программе.

– А что в Сети треплются?

– В Сети?
– присвистнул он.
– В Сети, шеф, уже давным-давно как раз просто треплются. Ничего путного вы там не отыщите. Болтают о вселенском заговоре жидо-масонского оркестра бешеных гитаристов. Вас это удивляет? Кстати, а вы на гитаре играете?

– Весьма посредственно, - я пожал плечами.
– На трех аккордах.

– Ничего, еще научитесь, - утешил Маус.
– Если оно вообще вам надо.

Я посмотрел на часы. Димка, наверное, еще спит. А если режется в игры? Надо б напомнить ему о существовании слова "режим". Правда, если он все же спит... "Больной, проснитесь! Доктор велел передать, что Вам нужно хорошо выспаться перед ампутацией..." А, ладно!

Кнопки "мыльницы" податливо запрыгали.

– Милиция молчит, обвиняя во всем мафиозные группировки, избравшие сей новомодный метод для решения возникших между ними разногласий, - прочитал Маус.
– Тем не менее, слухи о существовании глубоко законспирированной организации под названием "Струна" продолжают будоражить столичные умы. Многим идея возникновения подобного экстремистского консорциума кажется фантастической в силу тех бесчисленных легенд, которыми ныне окружено имя "Струны". Но в то же время, если отбросить мистику, придется признать: "Струна" есть и деться от этого некуда.

– Алло, - донесся из трубки удивительно бодрый голос.

– Димка, ты что, не спишь?
– спросил я.

– Ну... да. Я тут на компе в HMM четвертый зажигаю.

Я с трудом удержался, чтобы подавить в себе педагога. Шесть утра... спать пора...

– Ты как там?
– сухо спросил я.
– Держишься? Не оголодал?

– Да нет, - удивленно отозвался Димка.
– Еще яйца остались, и сыр, и полбатона. Все нормально, Константин Антонович. А что?

– Ничего, - отозвался я.
– Просто проверка.