Полоса отчуждения
Шрифт:
Вот он тот раз поддался бы на уловку, то теперь смотрел бы на друга как на стопроцентного рогоносца.
А теперь вон он как исходит уверенностью, что неотразим и незаменим вдобавок.
Но закон дружбы не позволял ему опускаться до такой, расхоже сказать, низости.
Причем Федя был единственный человек, с кем он свел дружбу.
Раньше у него с этим как-то не получалось.
Не было, видимо, чего-то общего, что роднит.
И вот теперь он при друге.
Правда, голову ему замусорила
Потому он со вздохом сказал:
– Женись, но только не ожгись.
35
Этот не из поучателей, Максим возил его уже не раз. Но сейчас он хочет что-то рассказать.
– Знаешь, кто на дороге главный? – спрашивает в прошлом шофер, потому как несколько вопросов, которые он до этого задал, были профессиональны.
– Гаишник, – отвечает Максим, почти не задумавшись.
– Но какой?
– Обыкновенный.
– Ан нет, слушай.
Он, видимо для смака, раскурил сигарету и начал свой сказ:
– Был я как-то в Москве на машине. Увидел на одной тумбе объявление, что в Крылацком соревнования. А я в свое время мотогонками занимался. Решил посмотреть, что умеют нынешние ездоки.
Рулю. Вдруг впереди полковник милиции на обочине стоит. Поднимает руку.
«Вы в Крылацкое?» – спрашивает.
«Так точно!» – отвечаю.
«Подвезете?»
«Об чем вопрос?»
«А вы веселый», – говорит полковник.
«Жизнь такая», – говорю я.
«В каком смысле?»
«Да вообще-то таксист я. Только работаю в Волгограде. А у нас хмурых не любят».
Так – в трепе – почти уже доехали. Небольшой участочек остался, где можно было спрямить путь. Но там стоял «кирпич». А чуть дальше сержант с жезликом выхаживал.
Собрался я уже ехать в объезд, как полковник мне говорит: «Езжайте прямо!»
Ну власть есть власть. Еду.
Только с сержантом поравнялись, а он турчелку в рот и: фрить!
Останавливаюсь.
Полковник говорит: «Я ему приказал».
А сержантик: «Товарищ полковник, извините, но я имею дело с водителем».
И – по всей форме – правишки мои требует.
Полковник бурячным сделался от гнева: «Кто у тебя начальник?» – кричит.
Тот спокойно отвечает: такой-то и такой-то.
«А где тут телефон?»
Сержант и это ему показал.
Чуть ли не бегом умчался полковник. А сержантик – с этаким хрустом – тогда еще талоны предупреждений были – дырку мне просадил.
Ну, сделал свое дело и опять пошел вдоль обочины прогуливаться и палчонкой помахивать.
А я, как последний фраер, стою.
Видит он, что я малость застоялся тут, спрашивает: «А чего вы не едете?»
«Полковника жду», – отвечаю.
«Он вам родственник?» – ехидненько
«Нет, – говорю, – друг по несчастью».
«Так он не придет».
«Почему?»
«Да делать ему тут нечего».
«Но ведь он пошел…» – я запнулся.
«Да, да, на меня жаловаться. Только что он скажет моему начальству? Что сержант Усов превысил власть? Или обошелся с кем-либо грубо? Что ему, собственно, говорить-то?»
Но я верил в полковника и ждал.
Когда до начала соревнования осталось минут десять, я поехал.
Если сказать, что я не переживал со мной случившееся, то это будет неправдой.
Обидно мне было.
Причем обида распределялась в равных дозах на сержанта, который проявил солдафонскую принципиальность, на полковника, так позорно бросившего меня на произвол судьбы, и конечно же на самого себя.
Какой меня, действительно, черт дернул слушаться совета или, как полковник сказал, приказа чужого незнакомого человека?
И вот после соревнований возвращаюсь я в город, гляжу: тот сержант стоит у биткового автобуса, пытаясь туда втиснуться.
И в меня вдруг какой-то дух великодушия вселился. Торможу возле него.
«Садитесь, подвезу», – говорю.
А он: «Да я как-то привык на общественном транспорте».
И тут я про себя отметил: наши-то гаишники сроду на автобусах не ездят. Ловят кого попадя и – вперед!
«А потом, – сказал он, – не хочу вас обременять своей персоной. Ведь, чего греха таить, а вы на меня обиделись?»
«Обиделся, – признался я. – Но не только на вас».
И сообщил о своем раскладе.
Улыбается.
«Ведь вы войдите в мое положение, – сказал он, когда мы уже поехали, – у меня семья, дети. Их кормить нужно. А вдруг тот полковник был проверяющим. Ведь на лбу-то не написано».
Он сделал небольшую запинку, а потом произнес ту самую гениальную, как я считаю, фразу, ради которой я и веду этот сказ.
«Вы, извините меня, до седых, если сказать мягко, волос дожили, но не поняли одной истины: на дороге главный не тот, кто при звездах, а тот, – он, словно кукиш, сунул мне под нос свою турчелку, – кто при свистке!»
– Ну что же, – сказал Максим, – пожалуй, он прав.
– Теперь это знаю и я, – ответил седок и посетовал: – А все же зря талоны отменили. Каждая дырка, бывало, столько напоминала. А что такое штраф? Фу – и нету.
– Зато пересдача не грозит, – не согласился Максим.
– Да вот как раз и зря. Столько сейчас художников на дороге развелось, аж шкура от тела отстает.
Он помолчал немного и подытожил свою байку:
– Она, мелкая сошка, и сейчас больше верховодит, чем крупняк. Так что давай не забывать ей при случае кланяться в пояс или чуть ниже.