Полоса отчуждения
Шрифт:
И опять все промолчали.
А когда Славкина жена уже с деньгами заявилась, то еще пятерку выцыганила.
И отдал племяш машину, считай новую, за пятнадцать.
– Здорово кому-то повезло! – перебил его Максим.
– Не говори! Но, если бы мы были одни, наши клячи со свету бы нас сжили. А то и жены – и моя дура старая, и Генкина, тоже шалава – при нас были. И как в рот воды набрали.
Он помолчал какое-то время и заключил:
– Так что на все талант нужен. Недаром мой дед говаривал: «Зазря и чирей не садится».
Максим,
44
Только сел этот клиент в машину, как тут же начал:
– Никогда не забуду, как испытал на себе лихвовое подтверждение того, кто говорил, что самое трудное для нас – это вытравить из себя рабскость. Стоял на ВАЗе, шаровые опоры мне меняли. Причем начальник дал мне их в собственные руки, и я уже потом вручил «железки» слесарю. Пошел он их вроде солидолом смазать, и вижу, что выносит старье. А мне стыдно уличить его. Молчу. Потом, когда он уже поставил колесо, покачал я его, вроде люфта особенного нет. С этим и поехал.
А через несколько дней вылетела у меня на дороге шаровая опора, одна из тех, которые слесарь ставил, и я целую ночь простоял один в степи. Хорошо, что не зимой. Этим и утешился.
А недавно стали мне менять передние тормозные колодки. Так оказалось, этот же слесарь с одной стороны поставил не две, как положено, а всего одну.
Я уже не говорю, что когда я на минуту отвернулся, кто-то у меня из бардачка рублей двести выгреб.
Мне бы пойти к начальнику, пусть он вызовет этого нерадея, если не взгреет, то хоть узнает, кто под его опекой работает. А мне неудобно. Все та же рабскость. Вроде я – за свои-то деньги – обязан этому слесарю чуть ли не по гроб за его благоденствие.
Наверно, нескоро уйдет из нас вот это раболепие.
А когда выходил этот мужик, то заключил:
– Да и ты, наверно, такой же, как и я.
45
Подруги Жены не было месяца два, а то и больше.
И, может быть, она у них не появлялась бы и дольше этого.
Но припал случай, и Максим встретил ее с незнакомым мужиком на базаре, куда заскочил, чтобы купить темные очки.
Облик Подруги Жены был позапрежним.
Словом, не таким, какой он ее видел все последнее время.
Не в платочке и в платье, а в брюках, усеченных кнопками, и кофтенке немыслимого покроя.
– Поздравь нас! – сказала Подруга Жены. – Наконец, пройдя семь кругов ада, мы поженились.
Мужик смущенно засучил ногами, и только тут Максим узнал в нем того священника, который крестил Подругу Жены.
Он стал ковыряться в памяти, чтобы вспомнить, как его зовут.
На помощь пришла
– Теперь он не Евфрасий, а Виктор Алексеевич. Так что мы с монашеством расстались.
– Трудно было? – уточнил Максим.
– Не то слово! – подал голос Виктор Алексеевич. – Но ведь я не подписывал контракта на всю жизнь. Изменились обстоятельства, изменился и я.
Подруга Жены нежно погладила его по щеке, лишенной бороды.
И, словно заметив это, Виктор Алексеевич сказал:
– Только бриться каждый день будет муторно.
А Максим рассуждал про себя: неужели вот так просто можно поменять то, в чем, кажется, уверился навсегда?
И Виктор Алексеевич сказал:
– Я не отрекся от Бога. Но искушение было выше моих сил. Значит, Господь отныне меня числит среди тех, кто не был достойным ему служить.
Он помолчал и заключил:
– Но это вряд ли можно считать преступлением.
Когда они проходили очередной ряд, то откуда-то вынырнул монах. Он явно был смущен этой встречей.
– Я бы возликовал, – вдруг сказал монах, – если бы мог разобраться в своих чувствах, как это удалось тебе. Но Бог посчитал, что я неспособен на какой-то протест.
И монах удалился, почему-то именно Максиму вручив гроздь винограда, выхватив ее из корзины, которую нес.
А Подруга Жены сказала:
– Теперь из нас троих самый святой ты, Макс.
Он не возразил и не согласился.
Просто еще ошеломление до конца не прошло.
– Но и тебе недолго осталось быть праведником, – напророчествовала Подруга Жены.
На этом они, собственно, и расстались.
Напоследок Подруга Жены отщипнула от кисти, которую как-то неуклюже, как котенка за шиворот, держал Максим, две виноградинки. Одну сунула в рот мужу, а вторую съела сама.
46
Опять решил поработать ночью. С вокзала взял двоих. Он все ей заглядывал. А когда садились, спросил:
– Куда коляску и сумку?
– Не на голову же мне! – не очень любезно ответила она.
Максим затолкал коляску и сумку в багажник.
Поехали.
У салона новобрачных она просила остановить. И тут же – во двор – чуть ли не бегом.
– А вещи? – кричит он ей вдогон и понимает, что ошибся, приняв их за супругов.
– Какие вещи? – вернувшись, недоумевает она.
– Коляска и сумка, – говорит он, для вящей убедительности распахнув багажник, где они лежат.
– Так это не мои, – говорит она. И вдруг затревожилась: – Теперь же нас за воров посчитают.
– Ну что будем делать? – спрашивает Максим.
– Едем на вокзал, – говорит парень с той долей решимости, которой так не хватало ему в общении с этой девушкой там, где он их взял.
Приехали.
На стоянке уже пусто. Поспрашивали подремывающих таксистов. Хая никто не поднимал. Решили заглянуть в сумку. И тут же на документы наткнулись. Поехали по адресу.