Полукровка
Шрифт:
Но вскоре шум стих, когда мать и Мэйв внесли дымящиеся кастрюли и подносы с едой. Даже голодное урчание желудка Орека не заглушало шума семьи Брэдей, набросившихся на еду.
Приличное время спустя, наконец, тарелки у всех были полны еды.
— А енотам разрешается есть за столом? — спросила Блэр с другого конца стола, с удовольствием наблюдая, как лапа Дарраха шарит по столешнице в поисках тарелки Орека.
— Он поднимет шум, если ему ничего не дать, — засмеялась Сорча.
Отец Сорчи заворчал, но Орек постоянно давал малышу тушеную морковь и хлеб,
Ужин быстро превратился в череду вопросов. Исчезла структура упорядоченного рассказа Сорчи, последовательно описывающего события их путешествия. Вопросы сыпались со всех сторон, например, что они ели, какие города видели и где нашли Дарраха. Самая маленькая, Кили, очень серьезно отнеслась к выяснению всего, что Орек знал о сиренах. Самый младший мальчик, Калум, спросил о птицах, которые залетали так далеко на юг, и знает ли Орек что-нибудь об их миграционных маршрутах. Коннор хотел знать, на что похожа жизнь в клане орков, а Найл хотел знать, правда ли, что оркцессы такие же большие, как самцы.
Вопросы кружились вокруг него, увлекая его вниз, как подводное течение, и заставляя задыхаться. Сорча постаралась ответить на все возможные вопросы, но им удалось приступить к ужину только после того, как мать сказала всем оставить их на некоторое время в покое, чтобы они поели.
Для Орека это был медленный процесс, вилка и ложка были не по размеру для таких рук, как у него. Он бережно держал серебро, опасаясь, что оно сломается пополам без особых усилий. Краем глаза он наблюдал за Сорчей, которая использовала тот или иной прибор для разных блюд. Орки не были варварами, у них были ложки и вилки, но они не испытывали потребности в большом их количестве. Привыкший держать миску перед лицом, он был вынужден есть маленькими, размером с вилку, кусочками, оставляя тарелку на столе.
Он чувствовал, что за ним наблюдают разные братья и сестры, особенно оценивающий взгляд Мэйв, но он старался не обращать на них внимания, набивая живот теплой лапшой и мясом, и надеясь, что это немного расслабит его внутренности.
Когда с наступлением ночи в доме стало темно, зажгли свечи, и мать позаботилась о том, чтобы желудки каждого были полны до отказа кусочком теплого яблочного пирога. Несмотря на то, что Орек не слишком любил сладкое, он съел все, ему понравилась пряная корица и теплая маслянистая корочка.
Он был благодарен, когда мать отправила младших спать и решила, что Ореку и Сорче тоже лучше идти. День принес так много, и он видел, как каждый долгий час тяготел на лице его пары, как ее глаза затуманивались в сгущающейся ночи.
— Ты еле стоишь на ногах, — заметила мать, заправляя прядь кудрей Сорчи за ухо.
Сорча получила долгие объятия и быстрые поцелуи, когда братья и сестры проходили мимо, направляясь наверх, в свои комнаты. От Коннора и Найла Орек получил крепкие рукопожатия.
— Спасибо тебе за то, что вернул мою сестру в целости и сохранности, — сказал Коннор.
Орек кивнул.
После того, как они забрали рюкзаки и Дарраха, настала их очередь подниматься
— Я могу приготовить южную спальню. Или башенную комнату, если так будет удобнее, — предложила мать, когда они с отцом последовали за ними к лестнице.
— Орек будет спать со мной. Он… он мой.
Заявление было встречено удивленным молчанием, и, обернувшись, они увидели, что ее родители уставились на них с разинутыми ртами. Губы матери сжались, а отец снова покраснел.
— Сорча, я не думаю… — попытался отец.
— Мы были вместе в дикой местности больше месяца, папа, — мягко напомнила она ему.
— Да, но…
— Мы просто не думаем…
Чувствуя, как Сорча напряглась, Орек сделал полшага вперед, привлекая внимание ее родителей.
— Быть с вашей дочерью — высшая честь в моей жизни, — сказал он им. — Ее счастье и безопасность — все, что для меня важно.
Родители ошеломленно уставились на него, и Сорча воспользовалась случаем, чтобы подтолкнуть их вверх по лестнице. Любопытные глаза выглядывали сквозь приоткрытые двери, когда они шли по узкому коридору к последней двери справа.
Она была открыта, в маленьком камине уже горел огонь. Сама комната была небольшой, возможно, всего в два раза больше стойла, которое они делили в сарае Кары и Анхуса, и была обставлена кроватью, покрытой толстым стеганым одеялом, с резным дубовым изголовьем, сундуком с резными узорами, полками, набитыми книгами и безделушками, письменным столом, стулом и плетеным ковриком. Когда они были вдвоем внутри, там почти не оставалось свободного места.
Сорча провела его внутрь, и он поставил рюкзаки на единственный свободный участок пола, когда она закрыла за ними дверь.
Она прислонилась к ней, испустив порывистый вздох облегчения. Взгляд, который она бросила на него широко раскрытыми глазами, был полон усталого веселья.
— Мы выжили, — тихо рассмеялась она.
— Едва ли.
— Ты очень хорошо справился. Я знаю, что их много.
— Они счастливы, что ты вернулась, — было очевидно, как сильно семья ее обожает. Наблюдая за ними сегодня, он понял, что им не хватало части семьи, и Сорча идеально подходила для этого. Они снова были целы.
По крайней мере, Орек понимал это. Сорча его тоже сделала целым.
— Как у тебя дела? Я уверена, у них будут еще вопросы.
— Ты хорошо подготовила меня.
Ее улыбка стала шире, и она встала, чтобы пересечь комнату и подойти к нему — всего два шага. Его руки легко обняли ее, притягивая ближе. Ему нравилось быть здесь, в ее комнате. Да, она была маленькой, но тут было тихо и пахло ею, пусть и слабо.
— Спасибо, что привел меня домой.
— Все, что угодно, моя пара, — пробормотал он ей в губы.
Сорча обвила руками его шею, и Орек поднял ее, оставив пальчики ее ног болтаться, когда крепко поцеловал ее. Слишком уставшие для большего, они удовлетворились поцелуями и мягкими прикосновениями, снимая одежду. Было странно думать о том, что этим утром они зашнуровывали тот же самый корсет, и насколько другой была обстановка, когда он его расшнуровывал.