Полукровка

Вендел С. И.

— Я не хотел, чтобы ты чувствовала себя… обязанной, — был его ответ.

— Это не так. Орек, я хочу быть связанной с тобой. Я уже связана. Я твоя.

Его лицо расслабилось от облегчения.

— Тогда о чем мы спорим?

— Мы не спорим. Мы… — слова Сорчи замерли, когда он приподнял бровь, и ее беспокойство, наконец, ослабило хватку, сковавшую ее изнутри. Она рассмеялась от собственного облегчения. — Я не знаю. Я веду себя глупо.

— Не глупо, — сказал он, целуя ее волосы. — Если моя пара хочет заверений, я дам их ей. Столько,

сколько ей нужно.

Он увлек ее обратно в меховое гнездо, целуя долго и глубоко, пока не нашел свое местечко между ее бедер. Он навис над ней своим большим телом, осыпая ее нежными поцелуями и прикосновениями, которые, несомненно, в мгновение ока сделали ее киску мокрой.

— Теперь, — промурлыкал он, — я собираюсь заверять свою столько, сколько она сможет выдержать.

Сорча могла только мычать в знак согласия, когда он спускался по ее телу и пировал. Ее волнение и нервозность исчезли под его поцелуями и ласками. Она позволила ему, как в тот момент, так и, возможно, на всю их жизнь, показать, что значит быть связанными судьбой как пара.

27

В то утро им не удалось выйти пораньше. Зная, что она очень скоро увидится со своей семьей, подспудная тревога, которая мучила Сорчу в течение нескольких недель, наконец-то ослабла. Вместо этого она наслаждалась последним тихим утром со своим полукровкой.

Они накормили друг друга завтраком, помогли одеться, и она заплела Ореку гриву, пока он играл с Даррахом на коленях. Это было мило и сентиментально, Сорча наслаждалась каждым моментом.

Солнце было уже высоко, когда они рука об руку отправились в путь. Чем дальше они шли, тем больше пейзажей узнавала Сорча. Она показала все хорошие места, где пряталась, играя в прятки со своими братьями и сестрами, где они с Коннором когда-то построили маленький форт, и широко улыбнулась, когда они наткнулись на озеро недалеко от семейного дома.

Она понятия не имела, что озеро — исток реки, которая течет на юг, в те дикие горы, где скрываются орки. Возможно, дело было в утренней сырости, но ей нравилась мысль, что она всегда была связана со своим полукровкой: что, возможно, так или иначе, ей всегда было предназначено найти дорогу вниз по реке к нему.

Когда солнце приблизилось к зениту, она начала узнавать каждое дерево и знала тот момент, когда они ступили на землю Брэдей. Каждый камень, каждая оленья тропа были более чем знакомы. Ей нравилось указывать на свои любимые места и рассказывать Ореку историю о каждом — именно там они повесили первые качели, а вон там — вторые, когда Коннор сломал первые. Вон там Найл упал с осла, которого украл из конюшни, чтобы попробовать поехать верхом за их отцом. А еще там были заросли ежевики, которые они собирали летом, целиком окрашиваясь в фиолетовый цвет.

Орек слушал с легкой улыбкой на губах, задерживая взгляд на каждом месте, которое она указывала. То, что он здесь, на ее месте, переполняло

ее сердце радостью.

Мне не терпится показать ему все.

Они обогнули высокую гряду валунов, усеянную нацарапанными рисунками и случайными каменными скульптурами, и у Сорчи перехватило дыхание.

Чуть впереди, на лугу рядом с домом семьи Брэдей, прислонившись спиной к дереву, сидела ее сестра Блэр и читала. Их младшая сестра, Кили, бегала кругами вокруг нее и дерева, распевая бессмысленные стишки, чтобы побудить Блэр погнаться за ней.

Темно-русые кудри Кили взметнулись, когда она в следующий раз обогнула дерево, и затормозила в траве. Откинув волосы с больших глаз, она ахнула.

— СОРЧА!

Блэр подняла взгляд.

— Сорча! — взвизгнула она, и затем обе девушки бросились к ней.

Тяжесть спала с ее плеч, и Сорче потребовалось мгновение, чтобы понять, что с нее снимают рюкзак. Орек держал его за лямки, выражение его лица смягчилось, когда он сказал:

— Иди.

Лицо Сорчи расплылось в широкой улыбке, давая волю слезам, которые она сдерживала с первых дней путешествия на север. Они хлынули из ее глаз, когда она побежала к своим сестрам.

Они набросились на нее своими маленькими телами, возбужденно визжа и заливаясь слезами. Из носа Кили уже текло, лицо стало красным и влажным от слез, но Сорче было все равно. Она упала на колени и позволила Кили уткнуться ей в шею, девочка икала от рыданий. Другой рукой Сорча обхватила Блэр, изо всех сил прижимая к себе обеих сестер.

Девочки гладили ее по волосам и прикасались к лицу, снова и снова спрашивая, действительно ли это она, где она была, почему оставила их.

— Тебе нельзя уходить! — причитала Кили, вцепившись в плащ Сорчи своими маленькими кулачками, как будто она снова попыталась бы уйти, если бы та не держалась.

— Я знаю, мне жаль, — успокаивала Сорча. — Но я вернулась к тебе так быстро, как только смогла.

На другом конце луга с грохотом распахнулась тяжелая входная дверь, и Сорча подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как разлетелся мамин фартук, когда она выбегала из дома. Она обвела пытливым взглядом луг, прежде чем заметила девочек, навалившихся на Сорчу.

Эйфи взвизгнула, такого звука Сорча никогда раньше от нее не слышала, ее руки затрепетали в воздухе.

— Сорча! — воскликнула она. Она уронила половник и кастрюлю, которые держала в руках, и побежала нчереза луг, крича через плечо:

— Кьяран! Кьяран, это Сорча!

Прошло всего одно мгновение, а затем Эйфи обхватила лицо Сорчи ладонями. Сорча вдохнула полные легкие знакомых запахов матери: сахарной пудры и меда, лимона и лаванды. Ее руки были сухими и дрожали, кудри были собраны на макушке лентой, и Сорче показалось, что седины стало больше, чем она помнила.

Эйфи провела руками по лицу дочери, как будто хотела убедиться, что она реальна. Сорча не упустила ни новых морщинок, залегших под глазами матери, ни темных полумесяцев, обрамлявших их.