Помощница лорда-архивариуса
Шрифт:
Господин Дрейкорн не отводил от старейшины взгляда; Уго не уступал. Между ними развернулась молчаливая битва. Я видела, как старейшина свирепеет все больше, набрякшие веки прищурились, узловатые пальцы лихорадочно шевелились.
– За пределами ритуального круга ты обычный, слабый человек, Дрейкорн, – прокаркал старейшина. Он начинал нервничать.
– Ты непозволительно много знаешь о магии, Уго, но далеко не все, – холодно парировал хозяин, – у теургов немало секретов.
Господин Дрейкорн поднял ладонь и не спеша провел перед лицом старейшины, как по невидимому стеклу; Уго отшатнулся,
На кончиках пальцев теурга мелькнули голубые искры и тут же пропали; удивительный ветер, поразивший старейшину и никого больше, начал стихать. Хозяин плавно опустил ладонь, тут же молниеносно перехватил дуло и сильно дернул. Ружье полетело в угол, Уго едва не упал. Джаспер сделал шаг вперед, занес руку и нанес расчетливый, молниеносный удар с безжалостностью человека, приученного не обращать внимания на чужие страдания. Старейшину отбросилок стене, он захрипел, как удавленник, из кривого носа потекла кровь.
– Образцовый хук, Джаспер, – с удовольствием отметил Кассиус из-за плеча Освальда, который весь как-то сжался и обмяк, – хорош и без магических фокусов.
Старейшина не унимался.
– Освальд! – воззвал он, сплевывая красную жижу, – приведи собак, быстро!
– Да, приведи собак, – равнодушно проговорил господин Дрейкорн, – посмотришь, как животные реагируют на теургов. Но довольно; пора идти.
Не обращая внимания на старейшину и его сына, он приблизился ко мне. Я поднялась и стояла, пытаясь кое-как прикрыться разорванной сорочкой. Ужасно хотелось броситься к господину Дрейкорну на шею, но в то же время было мучительно стыдно предстать перед ним в таком жалком, неприглядном виде.
Хозяин молча снял пальто и накинул на меня.
– Камилла, – произнес он тихо – в голосе клокотала ярость. – Что он с тобой сделал? Он не…?
– Все в порядке, – проговорила я, задыхаясь, – вы пришли вовремя.
Господин Дрейкорн тут же успокоился и стал самим собой.
– Что ты за сокровище такое, Камилла, – проговорил с досадой, – что весь мир на тебя охотится? Один выход – приковать к себе кандалами, чтобы всегда была на виду и не лезла в гущу неприятностей. Ничему не учишься. Зачем отправилась с ним? Почему не дождалась меня, не предупредила? Это какой надо быть дурочкой, чтобы...
Я пробормотала дрожащим от счастья голосом:
– Я так рада вам, господин Дрейкорн, что готова слушать несправедливый выговор часами.
Он замолчал и вздохнул.
– Идем.
– Ты вторгся в частный дом, теург, – прошипел старейшина, плюясь от злобы, – тебе это с рук не сойдет.
– Похищение и попытка насилия караются жертвенным алтарем, Уго. У меня есть связи в высшем судебном триумвирате; я добьюсь, чтобы привести приговор в исполнение доверили мне. C редким удовольствием возьмусь за ритуальный нож.
Старейшина
– Джаспер, прошу, не надо! Не стоит из-за него…
Он словно не слышал. Мягко поддержал за руку и повел вниз.
Ноги дрожали, я путалась в полах тяжелого черного пальто и чуть не упала на лестнице. Господин Дрейкорн наклонился, словно хотел подхватить на руки; я встрепенулась,выпрямилась из последних сил и выровняла шаг.
– Как вы поняли, что мне нужна помощь и куда я делать?
– Благодари свою закадычную подружку Крессиду. Она увидела, как этот тип тебя уводит, и послала в город слугу, чтобы найти меня. Как только вернулся, услышал альфина. Он поднял такой шум в виварии, что было слышно снаружи. Бился, кричал и плакал. Альфины чувствуют неладное, а ты ни за что не бросила бы его. Горничная рассказала остальное, вот мы и помчались сюда.
Он помолчал, затем добавил:
– Очень боялся, что не успеем.
Улица была полна зевак – стояли в отдалении, перешептывались, но подойти не смели.
Подошли к коттеджу, где когда-то жили мы с отцом. Дверь оказалась запертой снаружи. Замок ломать не пришлось: неловко, боком, из толпы выскользнула вторая жена старейшины – беременная, неуклюжая – протянула ключ и поковыляла прочь.
Господин Дрейкорн отомкнул дверь.
– Камилла! Меня заперли здесь, я не мог...
Тяжело дыша, громко стуча костылем, вышел отец. Глаза под морщинистыми веками беспокойно перебегали с меня на моего спутника.
Мужчины смерили друг друга нехорошими взглядами. Я знала, что хозяин производил впечатление человека жесткого, властного и неуступчивого, а в дурном настроении выглядел невыносимо надменным. Отцу господа подобного склада были как кость в горле, он начинал хорохориться, задираться и язвить. По тому, как отец крепче перехватил костыль и выпятил подбородок, я поняла, что перенесенные испытания мало повлияли на его характер.
Отец не до конца понял роль господина Дрейкорна в недавних событиях и собирался внести ясность в своей обычной манере. У господина Дрейкорна лицо окаменело, глаза прищурились. В памяти всплыли все нелестные слова, которыми в прошлом он не раз отзывался о моем отце; считал его эгоистом и никудышным родителем. Назревал неприятный разговор. Отцу вот-вот предстояло пережить унижение, от этой мысли стало тревожно и стыдно.
Я встрепенулась, намереваясь вмешаться; господин Дрейкорн заметил движение. Что-то он прочел на моем лице, потому что лоб его разгладился, взгляд смягчился. Он спокойно склонил голову и, почти не делая над собой усилия, произнес вполне почтительным тоном:
– Вы фельдшер, господин Изидор, и лучше знаете, как помочь вашей дочери. Камилле немало досталось. Ей нужен сон, еда, уход и компания близкого, любящего человека. Теперь вы в безопасности и беспокоиться не о чем. Сейчас я ухожу – мы с моим спутником разместимся на постоялом дворе в Олхейме. Вечером уедем и заберем Камиллу с собой. Всего хорошего.
С этими словами повернулся и вышел. Затопили облегчение и благодарность: чтобы не огорчать меня неприятной сценой, хозяин усмирил свой нрав.