Попаданка в академии драконов 4

Свадьбина Любовь

Через два часа, когда получается и ту и другую печать создать без схемы-подсказки, Ланабет вновь предлагает чай, от которого я до этого отказалась. Причина прежнего отказа проста — пока тренируюсь, невозможно разговаривать о личном, а говорить о личном… страшновато. Не зря же ходит столько анекдотичных и страшных историй о свекровях. А у нас ещё отягчающее обстоятельство: только Ланабет после долгой разлуки обрела сына, а он почти всё время в делах или со мной. Не взыграла бы ревность.

Но во рту так сухо, что уже глотать неприятно, а после стольких умственных

усилий хочется сладенького. Очень хочется. И пирожные такие… воздушно-кремовые, с вкраплением ягод. И воздушные. И с шоколадом тоже есть. И с ореховой крошкой.

Сглотнув, киваю:

— Да, с удовольствием, — застываю в ожидании вопросов о наших с Ареном отношениях. Спохватившись, бросаюсь к столу. — Сейчас налью…

В спешке задеваю чашку, она заваливается на блюдце. От лёгкого удара о кромку тонкий фарфор ручки трескается. Оглядываюсь на Ланабет, совершенно забыв, что она ничего не видит.

— Ой, простите, я… — подхватываю чашку и зачем-то приставляют отколотую ручку. Магией можно это поправить, но я не знаю, как. — Простите…

— Принеси мне, пожалуйста.

Надежда на помощь оправдывается почти сразу: Ланабет, взяв чашку, так же соединяет её с ручкой. Золотая магия окутывает место раскола, а когда исчезает, фарфор снова цельный.

— Вот видишь, Валерия, ничего страшного. Не беспокойся, это всего лишь посуда. — Ланабет протягивает мне чашечку. — Даже если уничтожишь её безвозвратно, беды не будет. Если память мне не изменяет, во дворце хранится семь тысяч четыреста двенадцать сервизов. Карит Первый их коллекционировал. Посуду изготавливают и дарят на свадьбы. Одна чашка разобьётся или десять — потеря невелика.

— Они же старые, память о прошлом, историческая ценность…

— Нервы живых существ дороже, — улыбается Ланабет.

Я наконец забираю почти невесомую, согретую её руками чашечку. Снова меня охватывает томительное ожидание вопросов об Арене, отношениях… Ланабет должна об этом спросить: ей наверняка интересно узнать, кому она отдаёт сына.

Но Ланабет молчит. Может, тоже волнуется? Разливая чай, искоса на неё поглядываю: выглядит спокойной. Ощупывая всё вокруг магией, она пересаживается к столу. Магией же окутывает пирожные и безошибочно подхватывает шоколадное.

— В Киндеоне мне ужасно не хватало сладостей на основе какао. Там это напиток только очень богатых людей… Как хорошо, что в Эёране какао выращивают в промышленных масштабах.

— Да, — беру пирожное с кремом и красными ягодками. — Не скажу, что жить не могу без шоколада, но мне бы его очень не хватало.

— Скучаешь по дому? — мягко спрашивает Ланабет.

— Скучать некогда: что ни день, то происшествие или событие, а иногда по несколько раз в день. За три месяца со мной столько всего произошло, что на целую жизнь хватит.

— Ты попала в центр мировой истории Эёрана.

— Верно, — усмешка получается какая-то нервная.

Ланабет принимается за пирожное, и я облегчённо выдыхаю: пока ест, спрашивать она не будет. Позволяю себе посмаковать кисло-сладкий вкус своего пирожного.

Только вот… Ланабет съедает

всего три ложечки и спрашивает:

— Как тебе Арен?

Глава 25

Вроде простой вопрос, но варианты ответа так мечутся в мыслях, что выбрать не могу. Просто не осознаю их. Брякаю первое пришедшее в голову:

— Он хороший.

Ну… нашла что сказать: нет бы расхвалить Арена. Ланабет его мама, наверняка хочет услышать что-нибудь более прочувствованное, чем просто «он хороший». Надо исправиться, но мысли вновь устраивают бешеные пляски.

— Меня радует, что он тебя не отталкивает, а воспринимается… хорошим. Драконы существа специфические, их брачные традиции предполагают спешку. Для жительницы другого мира принять такое может быть сложно.

Вспоминается краткое упоминание Видара о том, что у Ланабет с императором были сложности. К тому же боевой маг — это своего рода диагноз, а учитывая склонность Арнаских к суровому патриархату…

— Вам сложно было привыкнуть?

Помедлив, Ланабет отпивает немного из чашки и ставит её назад.

Подбирает слова? Думает, что можно рассказать, а чего не стоит?

— О да, — Ланабет покачивает головой, вздыхает, грустно улыбаясь воспоминаниям. — Эёран стал для меня суровым испытанием.

Обдумываю её слова.

— Мне кажется, здесь мило. Если не считать разбушевавшийся Культ. Ваш родной мир сильно отличается от Эёрана? Там выше технологическое развитие?

— Немного. Но дело не только в том, что пришлось переучиваться с технического мышления на магическое. На континенте, где я родилась, правят женщины.

— Женщины?

— Да! Как здесь, только наоборот, — Ланабет всплескивает руками. — Я принадлежала к касте военных, обучалась в школе воительниц, была лучшей, мне готовили место в охране Великой матери, и вдруг меня вышвырнуло в Эёран. А там Эзалон. Мужчина! Слушаться мужчин у нас не принято. Не знаю, как он сейчас новичков встречает, но тогда было чувство, будто он не хочет, чтобы я принимала магию, и согласилась на неё я из упрямства и недоверия.

— Сейчас он такой же, — отвечаю я. — Если бы не его доброта, решила бы, что иномирян он недолюбливает.

— Или бумаги, — насмешливо предполагает Ланабет. — На иномирян заполняют очень много документов, курируют их после завершения обучения. А на отказников в Академии оформляют всего один бланк.

— Бюрократия — страшная штука, — невольно улыбаюсь я и тут же перехожу на серьёзное. — Как же вы вынесли всё это? На факультете боевых магов девушек не жалуют и не стесняются об этом говорить.

Ланабет многозначительно сжимает кулак:

— У меня тяжёлая рука. А ноги ещё тяжелее. Парочке особо языкастых прилетело сразу. И завхозу Фабиусу, — она разжимает кулак и складывает ладони на коленях. — Скандал был знатный, но его многие терпеть не могли, так что мне это сыграло на руку. С медведеоборотнями было сложнее всего, они вспыльчивые и в звериной форме намного сильнее человека. Но в итоге через неделю всё разрешилось довольно мирно.