Порочный круг

Сошкин Дмитрий В.

Но вспоминая вежливо-бесстрастные физиономии юристов, я догадался: они тоже ненавидят мальчиков для битья — своих непосредственных подопечных, потому что боятся нашей мощи. Они создали нас — "армию спасения", но когда окинули мутным, заевшимся взглядом свое грозное детище, то ужаснулись. Их воображение разыгралось, и главнокомандующие вкупе со штабными любителями игры в солдатики, а также приверженцами катострофизма в литературе, уже пугали разомлевшее человечество железной пятой искусственных воителей. И теперь, когда эти пресытившиеся спокойной жизнью полковнички и генеральчики реально столкнулись с проблемой взаимопонимания между нами и остальными людьми, вместо того, чтобы выступить в качестве посредников, связующего звена созданных с рожденными, они просто прячут голову в песок и фактически сталкивают обе стороны лбами, а сами уподобляются

этаким пацифистам, молящимся у иконок: "Авось, господи Боже, все само собой утрясется".

Такие вот мысли кувыркались в моей черепной коробке в течение временного отрезка, прошедшего от ухода военных юристов и до визита следственной комиссии. Может быть, я и сгустил краски, так как находился в возбужденно-раздраженном состоянии, однако, дело шло к неприятной развязке. Люди слишком долго прятались за отнюдь не могучими спинами искусственных детишек, играющих в кровопролитную войну, даже не пытаясь искать попытки примирения. Ну а теперь вот еще и хотят карательными мерами вообще перевести нас в жесткие рамки своего закона, тем самым противореча самим себе: твердя, пусть даже и на уровне кухонь, что мы нелюдь, нечеловеки; но в то же время желая, чтобы мы плясали исключительно под дудку ихних "гуманных" и "демократичных" порядков, чья неискренность и условность противны нам.

Я невольно усмехнулся. "Так-так,— сказал я сам себе,— похоже, ты уже начал репетировать оправдательную речь". Что поделать: иногда приходится говорить высокими словами, ведь иначе невозможно высказать правду, которая всегда не проста и многогранна.

Встречать следователей явился Дев. Он привел с собой трех пауков и десяток штурмовиков, которые изготовились к бою, заняв позиции в нишах палубы и за люками шахт с абордажными снарядами. Я отошел к переходному отсеку и спросил оператора:

— Ты думаешь они попытаются захватить нас?

— Я уверен в этом.— Дев показал рукой одному из стрелков, чтобы тот переменил позицию.— Следователей всего три человека, а они выслали легкий транспортник, в котором умещается два десятка бойцов.

Я плюнул на пол:

— Вот идиоты! Ну чего им неймется?

Дев хмыкнул:

— У здешней полиции мания величия. Мне кажется, они не успокоятся, пока не перебьют нас или не упрячут за решетку.

— Это ты, конечно, преувеличиваешь, но...

В этот момент створки абордажной палубы раскрылись. Туг же в щель посыпались полицейские киберы. Огнем моих ребят первая их партия еще до приземления на пол была превращена в бесполезную груду металла. Одновременно за пределами корпуса корабля что-то ухнуло, и я почувствовал вибрацию грунта. Из транспортника, который должен был доставить к нам на борт следственную комиссию, кроме нескольких несчастных роботов, погибших в первые мгновения, больше никто не отваживался спрыгнуть. Я пытался связаться с полицией, но безуспешно. Конечно, можно было представить панику органов правопорядка. Попытка захватить линкор таким образом была изначально обречена на провал и выглядела смехотворной. Моя фантазия рисовала картинки бледных организаторов этого балагана, которые трясущимися руками нажимают кнопки, приводя в состояние боеготовности все новые и новые вооруженные формирования, опасаясь ответной атаки с нашей стороны.

Наконец, мне удалось соединиться с офицером связи. Как я и предполагал, он был явно не в своей тарелке. Его взгляд выражал просто откровенный испуг.

— Где же долгожданная комиссия? — спросил я таким тоном, будто ничего не произошло.

Офицер молчал уже несколько секунд, лихорадочно соображая, что же мне ответить. Вдруг на экране вместо его вконец поглупевшей физиономии возникло изображение колоритного анфаса начальника всепланетного полицейского управления.

— А-а... Рад вас видеть в добром здравии,— проговорил я.— Ваша операция по нейтрализации линкора достойна занесения в комиксы Диснея для шестилетних малышей.

Начальник полиции покраснел, начиная с ушей, которые сразу приобрели пунцовую окраску, постепенно переходящую в легкий румянец на щеках. По-видимому, я уже отучил его орать на меня, во всяком случае, в его голосе можно было уловить нотки извинения:

— Мистер, этот фарс придуман не мною, а руководителями службы безопасности. К сожалению, я не знал о готовящемся захвате, иначе, несомненно, предотвратил бы это незаконное действие.

После нескольких минут переговоров из транспортника все же вылезла тройка следователей, возглавляемая

уже знакомым мне человеком в штатском. Он ни на йоту не потерял своей уверенности, и когда я стал объяснять ему, что без моего ведома с линкора не увезут ни одну вещь, тем более члена экипажа, человек в штатском принял позу а-ля "принц Уэльский перед своими подданными". Вероятно, вслед за этой пантомимой должна была последовать какая-нибудь цитата из процессуального кодекса, способная вызвать зубную боль даже у абсолютно здорового человека. Однако мое лицо (как и лица двух других членов следственной группы) настолько откровенно выражало одну-единственную мысль: "Может, хватит представлений? Не стоит все время изображать оскорбленное правосудие",— что главный ищейка просто громко выдохнул и направился внутрь корабля. Я же забрался в собиравшийся отчаливать транспортник, намереваясь лично вызволить из госпиталя Пака и Жана.

Утрясти все формальности не составило большого труда. Мне разрешили отправиться в городскую клинику в сопровождении сержанта. Пока шел инструктаж моего провожатого, я успел услышать, как в соседнем помещении временного командного пункта уже запомнившийся мне голос полицейского главнокомандующего на высоких тонах вел беседу с какой-то дамой. К превеликому сожалению, разговор шел на местном языке и являлся для меня просто тарабарщиной.

В мегаполис мы отправились на полицейской авиетке. Я разглядывал простирающуюся под нами лесостепь и размышлял о случившемся: "Странные все-таки нравы у многих настоящих, то бишь рожденных людей: любят они покомандовать, подчинить своей воле окружающих". Раздумья на эту тему занимали мою голову в первой половине полета. Когда же в сиреневой дымке на горизонте я заметил очертания гигантской пирамиды мегаполиса, мои мысли неожиданно потекли в другой плоскости: "Интересно, но о разыгравшихся событиях ни словом не обмолвился лизистейский оракул". Я еще раз припомнил текст пророчества и покачал головой. "Нет, там точно не было ни слова о суде или конфликте с властями. Надо отдать должное, гибель Рыси прорицатель предсказал точно. Впрочем, он же просто намекнул на смерть друга, а в любом бою часто убивают товарищей, так что и это мало похоже на пророчество". Перед моим взором опять пробежали картинки сумрачно-торжественной Лизистеи. "Сколько пафоса и мистики, но все равно — надувательство. Хотя,— я благосклонно улыбнулся,— прорицатель ведь не взял с меня денег, значит я, собственно, ничего не потерял".

Сидящий рядом сержант заметил мою мимолетную ухмылку. Он насторожился. Очевидно, в его мозгах шел титанический мыслительный процесс. "Какого черта лыбится этот парень? — наверное, думал обо мне сержант.— Что это взбрело ему в голову? А вдруг он прыгнет на меня?! Говорят, эти искусственными бывают опасны..." Конвоир зыркнул в мою сторону и привел парализатор в боевое положение.

Мегаполис уходил на полтора километра в высоту и имел пятьдесят ярусов. Госпиталь имени Луи Бланка располагался на десятом уровне. Авиетка влетела в белый тоннель и остановилась около стеклобетонного корпуса, над входом в который красовалась вывеска "Приемный покой. Регистратура". С компьютером мне пришлось повозиться минут пять, так как я не знал, с какой стороны подступиться к зданию. Действительно, не будешь же спрашивать у него: "Не подскажешь, друг, куда дели двух мальчишек, которых привезла полиция накануне?" В итоге я просто приказал распечатать список всех больных детей подходящего возраста, которые поступили в клинику вчера во второй половине дня. Глядя на выданный мне реестр, я увидел в нем двух анонимов, под названиями "пациенты номер такой--то и такой-то". Несомненно, это были Пак и Жан. Интересно, что одного поместили в педиатрию, а другого — в психиатрию. Последнее назначение мне не понравилось. Наверное, у Жана была истерика.

Сначала я отправился в педиатрию. Дежурный врач этого отделения, как мне показалось, был немного напуган. Естественно, представьте себе: он, значит, приходит утром на работу и только переступает порог своих апартаментов, как к нему сразу же подбегают ординатор с медсестрой и начинают шептать, перебивая друг дружку, показывая в глубь коридора, где у дверей одного из боксов стоит неусыпный страж — цербер, мол, туда вчера под вечер привезли мальчика, за которым, якобы, нужен глаз да глаз, так как он искусственник и может выкинуть неприятный фортель. И все. Никакой дополнительной информации. Мальчика осмотрели, кстати, он вел себя вполне прилично, не нашли ничего серьезного и отправили спать.