Портрет героя
Шрифт:
Он протягивает мне руку.
— Ну, прощай.
— Спасибо вам!
Он внимательно смотрит на меня.
— Слышь-ко… Скажи вот мне, правда ли то, что ты читал про портрет-то?
— Правда. Но только это — художественная правда. А на самом деле, я думаю, этого не было.
— Так… — Он говорит так тихо, что я его едва слышу. — А что же… и все так-то вот написал он, этот писатель?
— Как?
— Ну так… Как правду?
— Да, все.
— Вот кто бы написал про нашу-то жизнь? А теперь, что
— Не знаю.
Мы подходим к воротам.
— Приходи, сынок.
— Да. До свидания.
XXXV
Улица пустынна. Совсем темно. Какой-то шорох. Я напрягаю зрение. Неясный силуэт шевелится в арке дома напротив меня. Мы оба молчим.
— Кто ты? — слышу я испуганный женский шепот.
— Мальчик.
В ответ доносится вздох облегчения. Фигура появляется из-под арки, я тоже выхожу и вижу пожилую женщину, держащую под мышкой что-то большое.
— Ты куда, мальчик?
— На улицу Льва Толстого.
— А я — на Крымскую. Пойдем вместе?
— Хорошо.
— Раньше хоть патрули были, — бормочет женщина. — А теперь ни милиции, ни патрулей.
Я разглядел: она несет четыре длинные ножки от стола.
— Тише, смотрите!
Она ахает, и мы замираем. Из темного подъезда осторожно высовывается чья-то голова.
— Граждане, вы куда? — слышим мы старческий голос.
— На Крымскую, — отвечаю я.
— Я с вами.
И мы идем вместе. Месяц, показавшийся из-за туч, освещает все слабым светом. Теперь я вижу своих спутников: женщину, распухшую от голода, с измученным лицом, закутанную в бархатную шубу, и старика в золотом пенсне, в барашковой шапке.
Вдруг до нас доносится крик и внезапно обрывается. Мои спутники дрожат, да и сам я…
— Быстро! — командую я и, почему-то пригибаясь, бегу к дому, с верхней площадки которого, из окна, видна вся улица.
Вот холодный подъезд с оторванной дверью. Стараясь не шуметь, мы поднимаемся на последний этаж. Я высовываю голову из окна и вижу в конце улицы, на углу, темные фигуры нескольких людей. Они сгрудились, и трудно понять, что они там делают… В центре, на земле, сидит человек. Он без шапки. Один из стоящих нагибается и берет его за воротник. Человек на земле стонет — довольно громко, даже до нас доносится — и, получив пинок в спину, поднимает руки вверх. С него снимают пальто… Минута — и оно уже на одном из обступивших его…
Вот жертва стоит на четвереньках и шарит перед собой руками, а четыре фигуры удаляются медленным размеренным шагом. Я слышу их негромкие голоса, но разобрать, что они говорят, не могу. Внезапно слышится звук отворяемой форточки. Четверо останавливаются. Знакомое ругательство. Один нагибается, шарит в снегу. Нашел. Он подбегает к окну, из форточки которого доносятся какие-то звуки, размахивается… Звон разбитого
— Пошли! — шепчу я своим спутникам и сбегаю с лестницы.
Они, ахая и стеная, спускаются следом.
Подойдя к раздетому, мы видим, что он ползает по снегу, приговаривая:
— Очки… очки… и карточки… и пальто… и шапка… и бумаги…
— Вставайте! Вставайте! — говорю я ему. — И пойдемте с нами!
— Никуда я не пойду! — со злобой отвечает он. — Пока мне не найдут мои очки! Куда я пойду без очков?!
— Придурок!
Я оглядываю все кругом, нахожу его разбитые очки, нагибаюсь и подаю ему.
— Я буду здесь, пока не придет милиция! — говорит он все так же злобно, продолжая стоять на четвереньках и напоминая актера, играющего собаку в детском спектакле.
— Прежде ее надо вызвать, — замечает женщина.
Форточка скрипит, мы видим бледное лицо и слышим сердитый шепот:
— Да убирайтесь отсюда! Идиот несчастный! Эй! Из-за тебя у нас выбьют все стекла! Скажи спасибо, что пиджак оставили!
— Я их очень просил об этом, — заявляет ограбленный.
— Ну, вы пойдете с нами? — Я тоже начинаю злиться.
— Да… То есть нет! Если вы найдете мои очки…
— Я их уже подал вам!
— Вставайте, — говорит женщина. — Мы не можем вас больше упрашивать. Хорошо, что вы вообще остались живы!
Мы помогаем ему подняться, и уже вчетвером движемся к Крымской, все так же прижимаясь к домам.
— Как же вы их не заметили? — участливо спрашивает старик в барашковой шапке.
— Я заметил! Но мне показалось, что они просто гуляют! Завтра… я позвоню куда следует и этих типов…
Видно, что голова у него мерзнет.
— Если вы мне дадите ваш портфель, — предлагаю я ему, — то я дам вам шапку.
Он растерянно смотрит на свой портфель с оторванной ручкой.
— А что у вас в шапке?
— Уголь.
— Вы с ума сошли!
— Как хотите.
Вот и площадь. Она пустынна. Ограбленного трясет от холода.
— Куда же я пойду? — хнычет он.
— Вам, наверное, надо в метро, — говорит женщина.
— В таком виде?! — Он взмахивает руками. А потом говорит мне, как будто делает великое одолжение: — Ну, хорошо, молодой человек! Давайте вашу шапку! Главное — мои переводы целы!
Он вынимает из портфеля бумаги и кладет их за пазуху.
— А кого вы переводите? — спрашиваю я.
— Неуместный вопрос! Данте, конечно!
— Держите! — И я подаю ему шапку.
— Странно, — шепчет он, — ведь с ними был военный…
Он раскрывает портфель, я сыплю туда уголь, но в это время слышится милицейский свисток. Я оборачиваюсь: двое милиционеров бегут к нам от станции метро, машут руками. Я хватаю портфель и со всех ног бросаюсь бежать.