Портрет Лукреции

О'Фаррелл Мэгги

— Очень жаль, — улыбается Альфонсо. — Увидимся ночью.

Внутри все обрывается. Забыты цветы и пчелы, потускнел сад, перед глазами стоит только потолок во фресках, а под ним — постель и откинутое одеяло.

— Да, — шепчет Лукреция. Сегодня, сегодня…

— Вы не против? — Альфонсо пронизывает ее взглядом.

— Конечно, нет. Прошу, не волнуйтесь обо мне. Я здесь очень счастлива!

— Не ходите долго по жаре. — Альфонсо подносит ее руку к своим губам. — Солнце коварно.

— А что за мужчина? — переводит она тему.

— Какой?

Он выпускает ее руку, и та безвольно повисает между ними.

—

Тот, с письмом.

— Ах, он! — Альфонсо оглядывается на высокую изгородь. — Ушел, наверное. Это Леонелло.

— Он… ваш друг?

— Очень хороший, с детства. Мы выросли вместе. Отец позволил ему учиться с нами. Леонелло мой двоюродный брат, но близок, как родной. Помогает мне с государственными делами, берет на себя… — Альфонсо умолкает, прикрыв глаза ладонью. — Куда он делся? Я ведь просил подождать!

Стремительным шагом Альфонсо идет к концу тропинки.

— Леонелло! — зовет он и пронзительно свистит, будто охотничью собаку подзывает. — Лео!

Из кустов гулко доносится голос:

— Что?

— Куда ты запропастился? Иди сюда!

Шуршит листва, звучит глухой стук, а потом голос непринужденно отвечает:

— Хорошо!

— Выходи, познакомься с моей женой. Где твои манеры?

Расталкивая ветки плечом, Леонелло возвращается все с той же стопкой бумаг. В отличие от Альфонсо, он идет не тропинками, а прямиком по растениям: наступает на клумбы, словно их там и нет, перешагивает низкую живую изгородь и цветы, задевает лепестки и спугивает пчел. «Нет, он никому не служит и всегда получает свое», — решает Лукреция, следя за ним взглядом.

Леонелло останавливается в нескольких шагах от нее.

— Леонелло, позволь представить мою супругу, новую герцогиню Феррары. Лукреция, это мой друг и двоюродный брат, Леонелло Бальдассаре.

Леонелло отвешивает глубокий поклон — пожалуй, даже слишком глубокий и галантный, издевательский. Лукреция подмечает насмешку. У Леонелло острые скулы, желто-карие глаза, тонковатые губы, выгоревшие на солнце волосы. Он прекрасно сложен: плечи широкие, бедра, напротив, узкие; несложно вообразить, как сверкает в его ловких руках рапира.

— Госпожа, — вальяжно тянет он. — Я ваш покорный слуга.

— Очень рада с вами познакомиться. Друзья моего мужа — мои друзья.

Леонелло задумчиво ее разглядывает, обдумывая эти слова. «Да, — решает Лукреция, — имя у него вполне подходящее. И вправду лев!» Лицо обрамляет рыжеватая грива, кожа гладкая, золотится загаром. После недолгого молчания Леонелло согласно кивает, однако улыбкой Лукрецию не удостаивает. Он совсем не похож на других consiglieri ducali [41] : нет в нем сдержанности ученого мужа, как у Вителли, нет почтительного покровительства. Леонелло — натура беспокойная, не хотелось бы оставаться с ним наедине.

41

Герцогских советников (ит.).

— Ну разве не красавица? — Альфонсо щиплет Лукрецию за подбородок. — Глаза ясные, а кожа! Не говоря уж о волосах.

И вновь желто-карие глаза изучают ее, но на сей раз Лукреция не встречается с Леонелло взглядом; вместо этого

смотрит на мужа.

— О да, — с непроницаемым лицом соглашается Леонелло. — Ее светлость — великолепный образчик женщины. — Он постукивает свернутыми бумагами по подбородку. — Сбылись наши надежды, верно? Вы были правы, портрет не слишком удачен.

— Правда, и я немедленно закажу новый! Аллегорическую картину или религиозный сюжет. А знаешь что? Может, просто портрет в три четверти — пусть пишут, как есть? Супружеский портрет! Что думаешь?

Мужчины отходят на пару шагов и разглядывают Лукрецию. По лицу Леонелло сложно прочесть чувства.

«Я ему не нравлюсь», — растерянно говорит себе Лукреция. Почему же? Они ведь только познакомились! Откуда враждебность? Чем она его так обозлила? Чем не оправдала ожиданий?

— Нам пора, — бросает Леонелло, многозначительно показывает на бумаги.

— В самом деле.

Альфонсо поспешно целует ручку Лукреции, а потом они с Леонелло уходят по хрустящему гравию. Лукреция остается одна посреди сада; цветы колеблются под облачками пушистых пчел, фонтан рассказывает истории на своем таинственном наречии.

Сначала она ложится в постель. Ничего необычного, но почему-то ногти судорожно впиваются в обшивку рукавов на ночной сорочке, пока муж осторожно шагает по комнате, стараясь не уронить книгу в одной руке и свечу в другой. Альфонсо говорит о переменчивой погоде: ставни лучше запереть, а то ветер крепчает.

Уже поздно, очень поздно. Лукреция поужинала тушеным кроликом с жареным радиккьо [42] , помазалась настоем мальвы и легла на простыни, благоухающие розмарином и лавандой.

42

Радиккьо — кочанный салат с пряным вкусом.

Она знает, что ее ждет. Наверное. Ее предупредили. Суть она уловила, более-менее представляет себе, как все пройдет. Да ей повезло выйти за такого внимательного и доброго мужчину, не говоря уже о приятной внешности! Он ведь обещал ее не обижать, верно? Не каждой девушке выпадает подобное счастье! И потом, у нее сильный, стойкий характер, она выдержит. Ее так просто не напугаешь; страх, неудобство и боль она переносит легко. Надо чуточку потерпеть, и все кончится. Надо — значит надо, она сможет.

Она не представляла себе, что он подойдет к постели и будет снимать одежду, и с каждой снятой вещью ей будет все страшнее, а потом с улыбкой окажется перед Лукрецией совершенно голый. Только не смейся. Только не плачь. И страшно, и любопытно, однако смотреть она не решается. Не представляла, что он ляжет рядом, подвинется ближе, еще ближе. Не представляла, что заведет непринужденный разговор, что станет спрашивать о поездке на виллу, о еде, о том, нравится ли ей та или иная фреска, и какая больше всех, какую музыку она любит, какой инструмент приятней уху — лютня или виола, по вкусу ли ей мадригалы, ведь Флоренция славится мадригалами. Задает светские вопросы — о таком беседуют в салоне или за ужином, — а сам касается нитей ее волос неугомонными пальцами, гладит ее по лицу, обводит контур губ, словно пытается ее прочесть. Нет, такого Лукреция не представляла.