Портрет Лукреции
Шрифт:
Тот отвечает кивком; конь под ним переступает с копыта на копыто. Бока животного раздуваются, влажно блестят.
— И вам доброго дня, — цедит Леонелло, едва шевеля губами. — Герцогиня, — добавляет он нарочито.
Его заминка, пусть и небольшая, отнюдь не случайна. И он, и Лукреция это понимают. Вокруг этого слова, титула — пустое пространство, в нем роятся недоговорки и скрытые намерения.
Лукреция знает, как поступить. Старшие братья и сестры постоянно обижали ее, одергивали, не принимали в свои игры, обзывали и дразнили… Конечно, она кое-чему научилась! Ей не впервой
— Как вы, дорогой кузен? — спрашивает она вполголоса. Захочет услышать — наклонится. — Вижу, охота удалась.
Как он воспримет слово «кузен»? Так непринужденно могут обращаться только родственники, и потом, Лукреция подчеркивает, что брак с Альфонсо состоялся вопреки советам и пожеланиям Леонелло. О да, в этом Лукреция немного смыслит. Скорее всего, у Леонелло есть сестра или другая родственница, и брак с Альфонсо помог бы ей достичь высокого положения. А может, Леонелло предлагал союз с иностранной принцессой или герцогиней из другого региона, а Альфонсо пренебрег советом друга и выбрал Лукрецию. Или дело в неприязни к дому Козимо и его влиятельности. Кто знает? Лукреция не станет спрашивать и никому не станет жаловаться на Леонелло, особенно Альфонсо. Равнодушие — худшее наказание.
Леонелло, не слезая с коня, неспешно отвечает:
— Весьма. — Он поправляет веревку, которой зайцы привязаны к седлу, и зверьки шевелятся, на миг пробуждаются к жизни. — Вам хорошо спалось?
Внешняя невозмутимость подводит Лукрецию, ее щеки краснеют. Конечно, ему все известно; он прекрасно понимает, что случилось прошлой ночью. Однако Лукреция твердо выдерживает его взгляд, с дерзким спокойствием смотрит в золотисто-карие глаза.
— Хорошо, благодарю. Здесь так тихо.
— Вас не побеспокоил… ветер?
— Ничуть. — Лукреция одаривает собеседника приятной светской улыбкой, позаимствованной у матери. — Вижу, мы оба ранние пташки. — Помолчав, она столь же подчеркнуто, как он когда-то, добавляет: — Кузен.
На его лице мелькает удивление: неужто Лукреция парирует? И тут ее осеняет: она ошиблась, Леонелло не прочил другую девушку Альфонсо в невесты. Леонелло просто не нравится, что в строгой иерархии двора кто-то занял место между ним и братом; ему приятно оставаться единственным приближенным нового герцога. Он по натуре собственник и ни с кем не хочет делиться, даже с молодой супругой Альфонсо. Смешно! Такая ребяческая обида, такая мнительность!
Леонелло вынимает ноги из стремян и сходит на землю.
— Позвольте проводить вас до виллы. Опасно ходить здесь одной.
— Поверьте, нет причин для…
— Альфонсо будет недоволен.
— Он же…
— Для Альфонсо вы — приобретение весьма ценное, сами понимаете. Возможно, и самое ценное, учитывая обстановку при дворе.
Леонелло называет ее дорогой вещью шутливо, будто припоминает давнюю дружескую остроту, но его тон Лукрецию ничуть не обманывает: каждый слог Леонелло неслучаен, он хочет ее смутить, отнять душевное спокойствие.
— О чем вы? Какая обстановка?
Леонелло усмехается, хлопая
— А вы не знаете?
— Я едва…
— Альфонсо вам не рассказал? Речь, разумеется, о его матери. Она открыто нарушает требования Альфонсо, водит дружбу с протестантами прямо у него под носом. Эдикт Папы Римского предписывает ей вернуться во Францию. А теперь она хочет забрать с собой сестер Альфонсо.
— Папа? — с ужасом повторяет Лукреция. — Приказал ее изгнать?
— Да. Я полагал, вы знаете.
— И Альфонсо… противится его воле?
— Не совсем так. — Леонелло щурится от утренних лучей. — Не противится, но и не подчиняется. Он объявил, что герцогиня-мать уедет, когда он сам того пожелает. Альфонсо всем дает знать, что мать последует только его приказу.
— И не боится неудовольствия Папы?
— Оно его мало волнует, — пожимает плечами Леонелло. — Если сестры Альфонсо поедут с матерью во Францию и выйдут там замуж, их наследники смогут претендовать на титул. И тогда герцогство перейдет к французам. Он может потерять все. А вот если…
— Пусть убедит сестер остаться в Ферраре! Допустим, его мать выслана, но необязательно ведь…
— Альфонсо необходимо как можно скорее произвести наследника. — Леонелло смотрит на нее в упор. — И тогда… — он машет рукой, — …вопрос решен. Вот вы и приехали. Наконец-то. Великая надежда Феррары. — Леонелло склабится. — Дело срочное, вы и сами понимаете. За право наследования… как бы выразиться?.. некому будет соперничать.
Лукреция на шаг отступает от советника и его коня.
— Я не совсем…
— Он прежде не совершал, скажем, опрометчивых поступков. Не оставил побочной ветви.
— Простите… — Лукреция качает головой.
— От него не рождалось детей.
Лукреция опускает глаза, потом смотрит в сторону. Как постыдно, возмутительно! Вот бы заткнуть уши, защитить себя от этой грязи. Однако бесстрастный голос продолжает:
— Вам ли не знать, что большинство мужчин в его положении имеет хотя бы одного-двух бастардов, плодов беззаботной юности, запасных вариантов на крайний случай. А наш Альфонсо — нет. Люди понемногу сплетничают о его, гм… несостоятельности. Разумеется, этот слух необходимо опровергнуть. — Леонелло по одной стягивает перчатки. — Теперь у него есть вы, дочь знаменитой La Fecundissima Флорентийской, и тревожиться больше не о чем.
Леонелло тянет лошадь за уздечку и подает Лукреции руку.
— Позволите? — говорит он, указывая на виллу.
Лукреция не обращает внимания на его любезность. Не станет она к нему прикасаться и никуда с ним не пойдет.
— У каждого своя роль, согласны? — равнодушно добавляет Леонелло. — Моя роль — по крайней мере, сейчас — следить, чтобы с вами не случилось ничего предосудительного.
Лукреция молчит, обескураженная выслушанными откровениями. Рассказ о сестрах, которые собираются покинуть двор, о возможных детях-претендентах на герцогский титул Альфонсо, о срочной необходимости в наследнике угрожает пробить броню, что защищала ее от язвительного тона советника, от его борьбы за положение.