Портрет моего мужа
Шрифт:
Львы усмехались.
Веришь?
Или не веришь?
В то, что Мар раскошелился, чтобы замять дело, - вполне себе верю. Деньги - его способ. А вот что касается остального...
– Тебя здесь не было?
Он развел руками.
– Я понимаю твое недоверие, но... я сам видел тело... изуродованное до невозможности, обожженное... а Йонас только и твердил, что это суд... возомнил себя... начитался. Следовало давно закрыть доступ к библиотеке, но кто же знал. Меня в его возрасте интересовали игрушки, а не хроники темного времени.
Где-то далеко
– С ним было невозможно говорить. Целители... я уважаю матушку, но случай, сама понимаешь... все сошлись, что у ребенка наступило помутнение рассудка. Он всегда был слабеньким... а тут... желание привлечь мое внимание в сочетании с урожденной слабостью нервной системы, наложившиеся на фантазии. Больше года его пришлось лечить.
Вздох.
За спиной.
Я точно знаю, что здесь никого, но... не могу не обернуться. Так и есть, пустота. Темнота. Свечей здесь мало, оно и верно, для чего их тратить на пустой холл? И темнота укрывает стены, прячет родовые портреты, будто великие предки не желают быть свидетелями... чему?
– После он, казалось, оставил свои фантазии, но... у него появилась тяга ко всему, что так или иначе связано со смертью. Временами эта тяга сходит на нет и Йонас кажется вполне нормальным, но потом... я не знаю, что случилось, но мне придется поговорить с Кирисом.
– Думаешь...
– Матушка права. Он перешел все разумные границы, - Мар откровенно поморщился.
– Он прекрасно знает об этих... фантазиях. Как и о моем к ним отношении.
Мне вновь подали руку.
И пальцы коснулись кожи нежно, трепетно даже... а мне вспомнился вдруг тот наш первый поцелуй, которого я и ждала, и боялась... как же... вдруг надеюсь на то, на что не стоит... кто я и кто он? И тогда тоже дождь шел. Весенняя гроза. Ветер теплый и горячая вода с небес. Зарево заката, разлившееся по крышам. Старые часы над головой.
Я мокрая.
И Мар тоже. Но мы не зря забрались на часовую башню. Здесь на удивление спокойно. Вздыхает механизм, скрежещет и иногда поскрипывает, будто стремится рассказать что-то донельзя важное.
– Мне жаль, что у нас все так... не получилось.
Мар поднял мою ладонь.
Коснулся губами.
И отпустил.
– Ты... не будешь их искать?
Тот поцелуй остался в прошлом, в часовой башне, которая надежно хранила тысячу и один секрет. Где-то рядом осталась и первая наша ночь, пикники на крыше, моя квартирка, в которой явно живет кто-то другой...
– Кого?
– Мар явно удивился. Неужели полагал, что одного прикосновения хватит, чтобы я забыла.
– А... я думаю, матушка права. На острове безопасно, а Кирис в состоянии позаботиться о себе и мальчишке.
– Но...
– Эгле, - по ладони скользнул теплый его палец, рисуя дорожку до запястья и выше.
– Допустим, я действительно решу их поискать. Каким образом? Там буря... а здешние бури... сила становится нестабильна. Поисковые заклятья просто не сработают. Прочесывать остров? У меня не так много людей. Нет, разумнее всего переждать
– И как долго придется ждать?
Он пожал плечами, правда, явно раздражаясь.
– День или два... иногда, три. Не переживай. Им ничего не угрожает.
– Кроме убийцы?
– Эгле...
– Что?
– и ресницами хлопнуть.
– Ту девушку все-таки убили. Я знаю.
Мар отпустил мою руку, а я удержалась, чтобы не спрятать ее за спину. А тема ему неприятна... отвернулся, замер, раздумывая над чем-то. Вздохнул. И сказал:
– Во-первых, хрупкая девушка и двое мужчин, один из которых неплохой маг, да и без магии способен защитить себя, - это, как говорится, разные вещи. Во-вторых... мне жаль, но... в том, что произошло, есть и моя вина.
Мар вновь протянул руку и сказал:
– Идем... это надо увидеть.
Второй этаж.
Левое крыло. Все тот же темный коридор, все те же свечи в рогатых канделябрах. Они отражаются в полированной кирасе молчаливого рыцаря, поставленного то ли для устрашения, то ли для украшения. Они пускают блики по серой стали клинков, развешенных на стенах. И тонут в серости гобеленов. Сейчас, когда окна закрыты намертво, рисунка не различить, но не могу отделаться от ощущения, что все томные девы и благородные кавалеры - а кого еще изображать на гобеленах-то?
– следят за мной.
Мар молчал.
Я тоже не спешила говорить. Шаги наши тонули в тишине и, говоря по правде, ощущения были не из приятных. Я словно заблудилась в этом огромном мертвом доме. И поди-ка, пойми, выпустит он меня или...
Мар остановился перед дверью.
Темная.
Серебристая ручка. Черные петли. Замок внушительный. И засов. Это немного... необычно, засов снаружи.
– Сейчас мы им почти не пользуемся, - Мар трогает засов, и тот легко входит в паз.
– К сожалению, с замками Йонас управляется легко. С любыми замками. Он довольно талантлив для такого засранца, каким является...
Дверь отворилась беззвучно.
А вот изнутри не было ни засова, ни замка, ни даже ручки.
И дверей тоже не было. Тонкая полупрозрачная ткань в дверных проемах смотрелась по меньшей степени нелепо.
– К сожалению, он однажды заперся в ванной и перерезал себе вены, - Мар тронул ближайшую занавеску.
– Мы едва его не потеряли, пока пытались выломать дверь. Все же дуб - это дуб, даже если он разменял пару сотен лет. Погоди... свечи должны быть где-то здесь.
В комнатах пахло ванилью.
И еще - корицей.
Неуместные запахи в логове то ли некроманта, то ли безумца. Да и ничего безумного я не вижу. Обычная гостиная, разве что какая-то чересчур уж камерная, будто я попала внутрь дамской шкатулки. Нежно-голубой шелк на стенах.
Белая мебель, инкрустированная перламутром. Медальоны и серебро. Тонкие паучьи лапы настольного светильника, смотревшегося несколько нелепо на хрупком, почти девичьем столике.
Полосатые покрывальца.
Натюрморты с полевыми цветами. Только корзинки с рукоделием и не хватает. Или мольберта.