Поскольку я живу
Шрифт:
Сразу от лифта, не заметив ее, он направился к выходу из отеля.
– Иван! – окликнула его Полина.
И он остановился в то же мгновение, будто напоролся на невидимую преграду. Прошло несколько мгновений, прежде чем Мирош обернулся к дивану. Снял очки и направился к ней. А когда дошел – рядом не сел, всем видом давая понять, что торопится.
Она поднялась к нему сама.
– Знаешь, я подумала… тебе нужнее будет, - она достала из сумки конверт. – Пригодится заплатить кому-нибудь еще за услуги. Открытка,
Полина сунула конверт ему в руки. Он автоматически принял. Пальцы скользнули по глянцевой поверхности поздравительного картона свадебной тематики. Но он не видел картинки. Видел только ее белоснежное запястье, увитое узором голубых вен и окольцованное браслетом. Его браслетом. Она сохранила?
– Что это? – хрипло выдохнул он, вопреки собственным установкам сегодня не говорить ей ни слова.
– Деньги, - пожала она плечами и, развернувшись, выскочила из холла гостиницы на улицу, где свежий воздух больно ударил в лицо.
А потом так, будто за ней гонятся черти, понеслась по улице – через парк, через высокую лестницу с пандусом. Через прохожих мимо нее и через яркую зелень травы и листвы цветущего мая.
Минут через десять Полина была уже в студии. Кормилин ржал с Жорой, рядом с ними кружила Рита. Тарас, как всегда, заявится за пару минут до назначенного времени. Геллер негромко общался с Мариной. Творческая идиллия. Полина поздоровалась и прошла к роялю.
Заставляла думать себя о чем угодно, но не о встрече в холле. Она поставила точку. Свою.
И теперь что-то наигрывала, потерявшись во времени, слышала, как пришел Комогоров. Но очнулась, когда в студии стало шумно. Подняла глаза. У дверей стоял Иван, а перед ним пышущая возмущением Таранич.
Чему она возмущалась, было и не слышно. Но если взглянуть на часы, становилось ясно. Студия, оплачиваемая по часам, простаивала вне графика уже двадцать минут. Впервые за все то время, что они работали над альбомом, Мирош опоздал. И только сейчас, в ярком освещении этой комнаты с большими окнами, отделанной коричневым лакированным деревом, она позволила себе разглядеть его лицо, с которого были сдернуты очки.
Оно было серым и осунувшимся. Будто бы не спал целую вечность. И болезненные круги под его глазами только подтверждали эту догадку. Сжал зубы – она отчетливо это видела. Под кожей ходили желваки, и то и дело по горлу прокатывалась сглатываемая слюна. Вот только раздраженности или злости в нем, вопреки всему ею надуманному, она сейчас совсем не видела. Он покорно кивал Марине и молчал. Только один раз раскрыл рот. И не надо быть семи пядей во лбу и уметь читать по губам, чтобы различить в их движениях его сдержанное «Хо-ро-шо». Будто бы почти голос услышала.
Потом Мирош прошел в студию, помалкивая.
–
Народ согласно загудел. Мирош, будто прилипший к своему месту, просто надел наушники. Теперь он стоял впереди, спиной к Полине, и его лица она видеть не могла. Видела только напряженную спину.
Начинали с синтезатора с электрическим звуком, за которым орудовал сейчас Тарас. Потом подключалась ее фортепианная партия. Потом оркестр. Потом голос.
И этот голос запел, отрабатывая на чистой механике свой текст.
В старом доме
Среди лестниц
твой льдистый взгляд.
Потерялся навек и тут уж его не найти.
Незнакомец,
Предвестник чужих утрат
Напророчил в подъезде
Конец и начало пути.
Красный снег – он все валит
Среди черных плах и корон.
Воздух крошится пеплом
От холода наших тел.
Целый век – запах гари.
Горел – стало быть, крещён…
И, так и не допев до конца второго же куплета, голос сорвался и замолк. Впервые в жизни на глазах у Полины Иван дал петуха.
Она озадаченно посмотрела на его спину, мало что ей объяснявшую. Потом обвела взглядом ребят из «Меты». Инструменты замолчали. Фурсов зримо напрягся. Впрочем, Комогоров с Кормилиным застыли тоже. И что-то такое было в их лицах, что насторожило ее сразу. Будто все эти трое разом испугались чего-то неизвестного ей.
Мирош на секунду опустил голову, потом поднял ее снова и негромко сказал:
– Извините. Давайте сначала.
Геллер из своей комнаты кивнул и, махнув, подал знак.
Синтезатор. Фортепиано. Оркестр.
Его ладони, вцепившиеся в микрофон у основания.
И вместо того, чтобы начать сначала, как собирался, Ванька запел куплет из середины:
И рассвет
Изрежет ножом печаль.
И польется горячая
Алая горькая кровь.
Звезды встретят смерть,
С восторгом вглядевшись вдаль.
Там, где мы, новобрачные,
Земную отыщем юдоль.
Теперь он не сорвался. Теперь он просто замолчал. Замолчал, уткнувшись лбом в микрофон, и от стенок комнаты отразился глухой звук удара. Инструменты заткнулись быстрее, чем в прошлый раз. На несколько секунд все замерли.
А потом Мирош сдернул с себя наушники и, ни слова не произнося, помчался на выход. Полина так и не видела его лица. Видела только спину, за единственное мгновение скрывшуюся за дверью.