Послания Ивана Грозного
Шрифт:
может быть и начала XVIII в.) в так называемую Хрущевскую Степенную книгу и
представляет собою, невидимому, позднюю легенду, созданную на основе «Стоглава» и
комментируемого послания Курбскому (С. Ф. Платонов. Статьи по русской истории.
СПб., 1903, стр. 219 ел.; характеристика Адашева как выходца из «нищих»,
содержащаяся в этом тексте Хрущевской Степенной книги, явно навеяна замечаниями
Грозного в его послании.) и получили прощение от
297
митрополита всея Руси Макария за то, что мы в юности возлагали опалы
на вас, бояр, и за то, что вы, бояре, выступали против нас; после этого мы
вас, бояр и всех прочих людей, пожаловали, обещали об этом больше не
вспоминать и признали всех вас верными слугами .
Но вы не отказались от своих коварных привычек, снова вернулись к
прежнему и начали служить нам не честно, попросту, а с хитростью. Так
же и поп Сильвестр сдружился с Алексеем, и начали они советоваться
тайком от нас, считая нас неразумными; вместо духовных, стали
заниматься мирскими делами, мало-по-малу стали подчинять вас, бояр,
своей воле, отнимая от нас великолепие нашей власти, приучали вас
прекословить нам и нас почти что равняли с вами, а вас - с мелкими детьми
боярскими. Мало-по-малу это зло распространилось, и он начал
возвращать вам вотчины и села, которые были отобраны от вас по
уложению нашего деда, великого государя, и которым не надлежит быть у
вас, бросал вотчины словно на ветер и, нарушив уложение нашего деда,
привязал этим к себе многих людей. Потом Сильвестр ввел к нам в совет
своего единомышленника, князя Димитрия Курлятева, делая вид, что он
заботится о нашей душе и занимается духовными делами, а не хитростями;
затем начали они со своим единомышленником осуществлять свои злые
замыслы, не оставив ни одного места, где бы у них не были назначены
свои сторонники, и всегда добиваясь своего. Затем с этим своим
единомышленником они лишили нас древней прародительской власти и
права распределять честь и места между вами, боярами, и передали это
дело на ваше желание и усмотрение, как вам заблагорассудится и будет
угодно, окружили себя друзьями и делали все по своей воле, не спрашивая
нас ни о чем, словно нас не существовало, - все делали по своей воле и
воле своих советников (И тако помалу сотвердися сия злоба... своих советников
хотение творяще. - Известие о том, что Сильвестр «вотчины ветру подобно роздал
неподобно», было предположительно истолковано Устряловым (Сказания А. М.
Курбского, прим. 265)
боярских под Москвой в 1550 г. Однако «испомещение тысячи» было мероприятием,
проведенным в интересах дворянства, и не должно было вызывать недовольства со
стороны царя, подготовлявшего во время написания комментируемого послания
опричнину. И. И. Смирнов (ук. соч., стр. 39, прим. 1) считает, что царь в данном случае
возлагает на «избранную раду» «ответственность за земельную политику времени
боярского правления (тенденциозно извращая хронологию и передвигая эту политику с
40-х годов, когда она действительно имела место, на 50-е годы XVI в.)». - Второе
обвинение царя против Сильвестра и Адашева заключается в том, что они «от
прародителей наших данную нам власть отъяша, еже вам, боярам нашим, по нашему
жалованию честью председания почтенным быти». Что хочет этим сказать царь?
Сергеевич (ук. соч., стр. 369) понимает его слова так, что «организованный
Сильвестром и Адашевым совет похитил царскую власть, царь был в нем только
председателем». Более правильным представляется толкование слов царя С. В.
Бахрушиным: царь хочет сказать, что «избранная рада» решала местнические споры
(ук. соч., стр. 44), определяла, кто из бояр должен «сидеть впереди» других.
Справедливо ли это обвинение по отношению к «избранной раде» - сказать трудно: к
1550 г. относится закон противоположного характера, запрещающий местничество в
298
войске (ср.: И. И. Смирнов, ук. соч., стр. 35). - Дмитрий Курлятев, которого царь
упоминает в качестве третьего сподвижника «попа и Алексея», - представитель
удельного княжья (из рода Оболенских), пользовавшийся большим влиянием в те годы
и подвергшийся опале одновременно с Адашевым.). Если мы предлагали даже
что-либо хорошее, - им это было неугодно, а их даже плохие и скверные
советы считались хорошими!
Так было во внешних делах; во внутренних же, даже малейших и
незначительных делах, мне ни в чем не давали воли: как обуваться, как
спать - все было по их желанию, я же был, как младенец. Неужели же это
противно разуму, что взрослый человек не захотел быть младенцем? Потом
вошло в обычай: если я попробую возразить хоть самому последнему из
его советников, меня обвиняют в нечестии, как ты сейчас написал в своей
облыжной [клеветнической] грамоте, а если последний из его советников