После поцелуя

Энок Сюзанна

– Но лорд Данстон не признал его, и он не джентльмен.

– Я знаю. – Ее голос дрогнул. – Знаю, что это невозможно. Может быть, я и веду себя как дурочка, но разум еще не покинул меня. Мысленно я пропутешествовала сотни миль только в поисках того, чтобы все могло быть так, как я хочу.

Маркиза долгое время смотрела на нее.

– И где ты, в конце концов, закончила свои путешествия, моя дорогая?

– Прямо здесь. Не знаю, что произойдет, мама, но если я могу сделать хоть что-то, чтобы Салливан Уоринг не сел в тюрьму или не погиб, тогда я сделаю это. Потому

что даже если я буду жить на улицах и выпрашивать еду, то даже тогда я буду чувствовать себя лучше, чем сейчас, когда я думаю о том, что, вероятно, может случиться с ним.

– Жаль, что я не могу быть уверена, что это не одно из твоих драматических преувеличений, Изабель. Потому что ты можешь говорить о жизни на улицах, но думаю, что ты и понятия не имеешь, что на самом деле произойдет с тобой, если ты решишь поддерживать мистера Уоринга.

Ее мать права. Изабель всегда была упрямой и склонной к «драматическим преувеличениям», как называли это в семье. Ее интерес к Салливану начался именно так. Она знала, что чувствует, но, конечно же, у них будет немного причин поверить ей. Изабель расправила плечи.

– Тогда я думаю, что мы должны отправиться на бал к Фонтейнам и я покажу тебе, что серьезно настроена насчет него и понимаю последствия. Однако после этого я отправлюсь повидаться с ним.

– Насчет этого мы посмотрим. – Маркиза открыла дверь кареты. – Харри, Филлип, вы можете вернуться. У нас намечается очень интересный вечер.

Глава 23

– Что вы с ними сделали?

Салливан оставался там, где стоял, прислонившись к задней стене маленькой, выложенной камнем камеры в подвале Олд-Бейли, и не менял выражения лица.

– Вам придется выразиться более определенно.

Судья поправил белый парик, переведя сердитый взгляд с него на пару сыщиков, стоящих рядом с ним, а потом снова взглянув на Салливана.

– Я не допрашиваю заключенных, – заявил он. – Я здесь только из-за предполагаемых обстоятельств вашего рождения и статуса жертв ваших преступлений. Так что я предлагаю вам оказать нам содействие до того, как я переведу вас в менее приятное окружение.

– Может быть, я и продал одну-две лошади по более высокой цене, чем имел право, – ответил Салливан, все еще не двигаясь, – но кроме этого и безумных галлюцинаций лорда Тилдена, которым я стал свидетелем, я понятия не имею, почему нахожусь здесь.

Судья, который не потрудился представиться, вытащил несколько сложенных листов бумаги из сумки и помахал ими в воздухе. Кого должен был испугать этот жест – его самого или подчиненных этого человека – Салливан не понимал. Казалось, у всех вокруг сильно раскраснелись лица, что имело для него гораздо лучшее предзнаменование, чем он надеялся.

– У меня полдюжины писем в вашу поддержку, – продолжил судья, убирая бумаги, не позволив никому заглянуть в них. – От высокопоставленных сторонников. Очевидно, вы ожидали, что ваши знакомства с различными аристократами сохранят вас от петли палача. Вы, сэр, ошиблись.

– Возможно, все дело в том, что несколько аристократов

пришли в ужас от того, что вы готовы арестовать кого-то без серьезного повода, и они сообщают вам об этом. Конечно же, это всего лишь предположение с моей стороны.

Люди зачастую не знали, как к нему обращаться. Конечно же, он – мистер Уоринг, но Данстон плохо постарался подавить слухи о его благородном происхождении. Или, более вероятно, его мать проделала отличную работу, удостоверившись, что все ее высокопоставленные клиенты узнали, чей он сын. Так что по закону он не принадлежал к аристократам, но при этом неофициально не был и простолюдином. Это представляло трудности для всех заинтересованных лиц.

Салливану никогда особенно не нравилось выглядеть странной личностью, но сегодня ночью это оказалось интересным. И он оказался один в одной из самых удобных камер в Олд-Бейли, а не брошен головой вниз в какую-нибудь крысиную дыру в тюрьме Ньюгейт. Это могло также означать, что его намеревались осудить побыстрее, но так как Уоринг ожидал подобного исхода, не важно, через год или через неделю, то он предпочитал иметь комнату, где между тем можно было бы прилечь.

– Что ж, если это означает, что аристократы всего лишь бряцают своим оружием, то, полагаю, нам не о чем беспокоиться. К утру они найдут новый повод для этого. А вы сможете сгнить здесь, пока не расскажете нам, где спрятали те вещи, которые украли у тех, кто выше вас.

Хм. Несколько недель назад Салливан признался бы только ради той неловкости, которою его признание принесет маркизу Данстону и его семье. Он все еще испытывал это искушение; очевидно, что с ним не обращались, как с обычным вором, так что не потребовалось бы много усилий, чтобы затеять внушительный скандал. С другой стороны, несколько недель назад Салливан не был влюблен – он никогда не ожидал, что влюбится. И теперь он обнаружил, что не может одновременно любить Изабель и вести себя безрассудно.

Уоринг уже ухудшил для нее обстоятельства настолько, как она никогда бы не смогла сделать это сама. Признание в воровстве с его стороны может совершенно уничтожит ее. И поэтому он всего лишь приподнял бровь.

– Я все еще считаю, что очень помогло бы, если бы вы смогли поведать мне, в краже чего именно меня обвиняют. Может быть, я сбежал с подковой или по ошибке прихватил несколько тостов.

Один из сыщиков фыркнул. Судья отвесил ему подзатыльник.

– Это серьезное дело, Даннинг. Виконт обвинил этого человека в том, что он – Мародер из Мэйфера. Мы найдем доказательства, захочет он с нами сотрудничать или нет.

Даннинг потер голову.

– Но я сам ездил в его дом, сэр. Выглядит так, словно там топтался бык, но никто из нас не нашел ни одной похищенной вещи из списка.

– Тогда отправляйтесь обратно и ищите снова. Если в доме есть одна потайная комната, то может быть и другая.

Сыщик кивнул.

– Слушаюсь, сэр. Пойдем, Ховард.

Салливан наблюдал за этим разговором с растущим замешательством. Они нашли потайную комнату, но внутри нее ничего не было. И бык, очевидно, потоптался в его доме.