Последнее обещание, которое ты дала
Шрифт:
— Мы все захотим её увидеть, — сказала мама.
— Если все нагрянут разом, это её напугает.
— Будем знакомиться по одному-два человека за раз. Мы с папой привезём ужин сегодня вечером.
Облегчение, которое я почувствовал при мысли о том, что родители приедут, немного смутило меня. Но их присутствие станет для меня своеобразным щитом. И, что немаловажно, мне не придётся ломать голову над тем, чем накормить двух женщин, которые ворвались в мой дом со своей непоколебимой уверенностью.
— Ладно, — согласился я.
— Хочешь, чтобы я рассказала
Я знал, что мама расскажет папе. Они не держат секретов друг от друга. Мы с братьями и сёстрами всегда знали: если рассказал что-то одному из них, значит, рассказал сразу обоим. Но я не подумал о том, чтобы рассказать Сэди и Джемме. Повторять всю эту историю снова — только одной мысли об этом хватало, чтобы у меня заболела голова.
— Был бы благодарен, — сказал я.
— Хорошо. А теперь иди переворачивай сэндвичи, пока они не сгорели. Увидимся вечером.
Чёрт.
Я развернулся к плите, схватил лопаточку и перевернул сэндвичи. Они были чуть темнее, чем надо, но ещё не сгорели.
— Мам… — сказал я.
— Да?
— Спасибо.
— Жаль, что я это не записала. Твои братья и сёстры никогда не поверят, что ты расчувствовался и чуть не заплакал.
— Я не плакал, — проворчал я.
Она рассмеялась, и это сделало именно то, что она хотела — чуть-чуть приподняло мне настроение.
Достаточно, чтобы я мог снова дышать.
Я разберусь с этим, как справлялся со всеми кризисами в своей жизни — составлю план и буду двигаться шаг за шагом. С семьёй на своей стороне.
Глава 9
Эмилиано
Я вжал мужчину в стену амбара, придавив предплечьем его горло. Он издал сдавленный звук, судорожно дергая меня за руку, но я не сдвинулся ни на сантиметр. Свободной рукой я открыл выкидной нож, который когда-то взял у отца, и лениво помахал им у него перед глазами.
— Объясни мне, как это произошло.
Прежде чем он успел заговорить, я сильнее надавил на его шею. Он захрипел. Даже без моего давления его глаза были узкими щелками, сближенными к переносице. Они всегда выглядели так, будто ему нельзя доверять, но я платил ему достаточно, чтобы купить себе преданность. Я платил ему, чтобы он не облажался.
Гнев накрыл меня, когда я вонзил кончик ножа в его щеку, тут же разрезав кожу. Я чуть ослабил хватку, давая ему возможность говорить.
— Говори.
— Она первой напала на меня с ножом.
— Ты вообще не должен был быть с ней в одной комнате. Ты должен был забрать это так, чтобы она не узнала.
Его глаза метнулись в сторону и обратно, и я понял. Этот жалкий трус хотел заполучить её. Хотел трахнуть её. Хотел взять то, что никогда не предназначалось ему. Лезвие моего ножа скользнуло ниже. Мужчина не закричал, но его глаза сузились до едва заметных щелок, когда кровь закапала на подбородок.
— Она украла у тебя. — Он задыхался, пока я менял давление на его горло. — Я сделал то, что
— Мне нужна была она живая.
— Шеф, ты умнее её. Она тебе не нужна.
Если он думал, что лесть его спасёт, то глубоко ошибался. Я действительно был умнее Наталии. Всегда был умнее и терпеливее её, но у неё был навык, который мне нужен. Она превращала мои идеи в реальность, играя с нулями и единицами. Моя ошибка была в том, что я забыл о её настойчивости. О том, насколько она хороша в том, чтобы скрывать упрямство за маской спокойного согласия.
Пока я штурмовал тёмные тайны нашей семьи грубой силой, она тихо ускользала от них. Я должен был знать, что она не примет мои оковы больше, чем когда-то приняла отцовские.
Гнев разгорался сильнее. На себя — за ошибку. На неё — за отсутствие верности.
Она забыла наши клятвы, данные в детстве.
Клятвы, которые мы давали друг другу, истекая кровью… или просто играя вместе. Отец рассказывал нам истории о большом хищнике, живущем в лесах вокруг нашего мексиканского поместья, чтобы удержать нас от побегов. Вместо этого мы использовали легенду о Баламе, чтобы оттачивать свои навыки, дожидаясь дня, когда сможем направить их против отца. Мне нравилась охота, преследование, убийство. Ей — скрываться, сливаться с лесом, исчезать в ночи.
Но теперь ей не скрыться. Ей не сбежать.
Меня наполняла не только ярость, но и разочарование. Обе эти эмоции лишь подогревали мою ненависть к человеку, которого я прижал к стене амбара. Его мышцы, его навыки — ничто по сравнению с моими. Здесь, на моей земле, он был лишь мусором.
— Ты забрал всё из комнаты? — спросил я, прижимая нож к его пульсу.
— Да. Кроме чемодана с одеждой.
— Ничего не оставил, что могло бы тебя выдать?
— Я знаю, что делаю, — прошипел он, тщетно пытаясь отодвинуть шею от лезвия.
— Хорошо, — спокойно сказал я.
Одновременно с тем, как я его отпустил, я провёл лезвием по его горлу. Кровь брызнула наружу, испачкав мой белоснежный рубашку. Мужчина рухнул в пыль, а я лишь нагнулся, чтобы вытереть нож о его уродливую куртку камуфляжного цвета.
Я повернулся к Хулио, который всё это время ждал в стороне. Наши взгляды встретились. Ни капли отвращения или удивления в его глазах. Только спокойствие. Я должен был отправить его за Наталией, но он был нужен мне здесь. Единственный, кому я мог доверять.
— Отнеси вещи из его машины в мой кабинет и разберись с этим, — сказал я.
Я зашагал прочь от амбара, с его стенами из тёмно-зелёных досок и речного камня, к главному дому. Это раскидистое одноэтажное здание было врезано в горный склон и принадлежало семье моей матери десятки поколений. Как и почти шестнадцать тысяч гектаров земли. Земли, которая принадлежала мне гораздо больше, чем когда-либо принадлежала отцу — человеку, женившемуся на её владелице.
Я забрал её обратно у отца так же, как мои предки защищали её от белых захватчиков, смывая пролитую им кровь его собственной. Это была его расплата за то, что он сделал со мной. С Наталией.