Последнее обещание, которое ты дала
Шрифт:
Игрушка больше напоминала леопарда, чем ягуара, но выглядела такой же мягкой и уютной, как единороги Милы.
Я осторожно взял телефон обратно.
— Так… посмотрим, как быстро его могут доставить.
Добавил игрушку в корзину. В душе надеялся на доставку в тот же день, но в Уиллоу Крик такое случалось редко.
— Будет завтра.
Она улыбнулась, и её лицо озарилось, словно свет включили. Она буквально засветилась. У меня перехватило дыхание, внутри что-то потянулось к ней. Может, это была привязанность. Может,
Это казалось невозможным — я ведь не знал её. Даже не был уверен, что она моя. Но одна только мысль, что она может быть моей, уже связывала меня с ней.
Если бы Рэйвен осталась. Если бы я был с ней в роддоме, держал за руку, подбадривал, когда она рожала эту прекрасную девочку. Если бы я видел, как ребёнок превращается из крошечного комочка с крошечными пальцами и ножками в ползающего по полу малыша… Что бы я чувствовал?
Люди говорят, что когда впервые берёшь на руки своего ребёнка, тебя накрывает волна любви. Ты понимаешь, что готов ради него на всё — убить, украсть, покалечить.
Мне не дали такого шанса. Мне сказали, что мой ребёнок умер, так и не сделав ни единого вздоха.
Мои челюсти сжались, когда мы с Адди смотрели друг на друга.
О чём она думала? Представляла ли, каково это — расти с мамой и папой? Каково это — знать, что есть двое людей, на которых всегда можно положиться?
Зазвонил телефон.
Интуиция моей матери порой была почти потусторонней.
— Что-то случилось? — спросил я.
— Это ты скажи, — сказала она. — Я только что принесла обед тебе и Шону, а он мне заявил, что ты с утра рванул, как ошпаренный, и с тех пор не выходил на связь. Плюс ты проигнорировал мой звонок. Что происходит?
Я посмотрел на маленькую девочку передо мной — тихую, напуганную — и подумал, как она отреагирует, если моя шумная, обнимающая всех подряд семья ворвётся сюда, пытаясь её поприветствовать.
— Подожди минутку, — сказал я.
Я выключил звук на звонке мамы, несмотря на её возмущённое «Райдер!».
— Хочешь ещё поиграть? — спросил я, махнув рукой в сторону автоматов. — Пока я сделаю тебе обед? — Я указал наверх, в сторону кухни.
Она пожала плечами. Улыбка и тот сияющий момент исчезли, вновь сменившись пустым, безразличным выражением лица. Чёрт бы побрал меня и маму. Мы только что сделали шаг к доверию, обсуждая игрушку, а теперь она снова спряталась в себе.
— Я буду наверху, если что, — сказал я.
Она повернулась к Пакману, опустила жетон в автомат и начала новую игру.
Я пошёл к лестнице, но на секунду задержался, поймав её взгляд в отражении экрана. Она смотрела на меня. Внутри у меня снова что-то сжалось, когда я поднялся по ступеням и направился в кухню.
Я снова включил звук.
— Мэддокс позвонил, попросил приехать в город, — сказал я, роясь в холодильнике и шкафах.
— Что-то случилось с Мэддоксом? С Милой? С МаК?
— Нет, с ними всё в порядке.
Хотя
Рэйвен мертва. Её ребёнок напуган и потерян. Я сам в полном раздрае.
Я упёрся ладонями в столешницу, сделал глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки. Наконец выдохнул.
— Это не совсем правда.
— Райдер. Ты меня пугаешь.
И тогда я рассказал ей всё — про письмо, про Адди, про опасность, исходящую от Ловато. О том, что здесь со мной агент под прикрытием, пытающийся распутать этот клубок. Только имя Джии я так и не назвал. Не смог. Моя семья уже слишком много шутила на её счёт после её последнего визита сюда. Я просто закончил тем, что и агент, и Адди сейчас в моём доме.
Мама почти всё время молчала, пока я говорил, лишь изредка издавая восклицания или невнятные звуки, делая то, что у неё всегда получалось лучше всего — слушала с любовью.
Я включил гриль и достал сыр, масло и хлеб.
— Я не знаю, что делать, — сказал я ей. — Поэтому готовлю ей сэндвич с сыром. Это единственное, что есть в доме, и одно из немногих блюд, которые я умею готовить.
Я собрал три сэндвича, положил их на плиту, а потом откинулся назад, опершись на кухонный остров, и тихо спросил:
— Что мне делать?
Когда мама заговорила, в её голосе звучали эмоции.
— Кажется, ты уже делаешь всё правильно, дорогой. Ты показываешь ей, что она в безопасности. Что о ней позаботятся.
— Но что если… — Я не был уверен, что смогу это сказать вслух.
— Что если она не твоя?
Я не ответил. Не был уверен, что смогу. Просто провёл рукой по лицу и по щетине, которую сегодня утром кое-как подстриг, превратив в нечто вроде бороды.
— Ты когда-нибудь думал о Миле как о ком-то, кроме дочери Мэддокса? — мягко спросила мама.
— Нет, — ответил я мгновенно.
— Похоже, эта девочка пережила больше, чем кому-либо следовало бы. Похоже, ей нужно безопасное место, где её будут любить и о ней будут заботиться. И я знаю, что мой сын может дать ей это.
У меня сжало горло.
— Я ничего не знаю о том, как воспитывать ребёнка. Я не знаю, как…
— Знаешь. В твоём сердце так много любви. Ты просто запер её на какое-то время, и я понимаю почему. Но пора снова открыть эту дверь.
Наступила тишина.
Её слова слишком напоминали мои собственные мысли после разговора с Сэди.
Что было правдой? Дело было в том, что я действительно не знал, как? Или в том, что я просто не хотел снова открываться? А что, если я снова позволю себе полюбить — только на этот раз ребёнка, которого потом отнимут у меня?
Когда Рэйвен сказала мне, что беременна, я видел лишь чёрно-белое изображение крошечного пятнышка в её животе и уже тогда потерял голову. Когда я потерял этого ребёнка, это почти разрушило меня. А что будет, если у меня отнимут не просто картинку и идею, а настоящего, живого ребёнка?