Последний аккорд

Blitz-22

Всё же Голд больше любовался не цветами, а своей женой. Белль, облачённая в красивое свободное вишнёвое платье, изящно и тихо двигалась среди цветов, останавливалась, чтобы рассмотреть самые необычные из них, и улыбалась. А улыбалась она ему, время от времени оборачиваясь, чтобы его поторопить, а он нарочно немного отставал.

Они забрели в оранжерею, где Белль остановилась около чайных роз, чьи бутоны были удивительно крупными. Наверное, это её и привлекло.

— «Чуть-чуть подкрашенный кармином, полураскрывшийся бутон…» — процитировала

Белль. — Это не совсем подходит, но другого не вспомню.

— Скучаешь по своему маленькому саду? — неожиданно для самого себя спросил Румпель.

— Скорее нет, чем да. Я разбила его тогда от тоски, в отчаянной попытке расширить свой мир, — с грустной улыбкой ответила она. — Мне было безусловно жаль оставлять его, но теперь, когда Аврора взяла на себя заботу обо всех этих растениях, я ни капли не скучаю.

— Почему мне кажется, что ты говоришь неправду?

— Но я точно не лгу. Румпель, мне не нужен сад, чтобы чувствовать себя счастливой, — убеждённо сказала Белль и двинулась дальше. — И тем более не нужен теперь, когда я могу приходить в места, подобные этому.

— А что тебе нужно для счастья? — он поравнялся с ней и взял за руку.

— А тебе?

— Я задал вопрос и отвечать на него не намерен.

— Почему?

— Потому что ты учтёшь мой ответ, когда будешь отвечать сама.

— А если я и вовсе не хочу отвечать? — Белль остановилась и посмотрела ему в глаза. — Если я не знаю ответа?

— Ты знаешь ответ.

— Нет, не знаю, — возразила жена. — Я не знаю ответа, потому что не знаю, чего мне ещё желать. Было время, когда я думала о себе, но оно прошло. Было время, когда я думала только о тебе. А сейчас я в основном думаю о Коль и о её ребёнке, потому что сейчас это важно.

— Да, я тоже, — вздохнул Голд. — А ещё о том, чтобы хорошее случалось чаще, чем плохое.

— За это я бы выпила, — согласилась Белль. — Есть у хорошего достоинства: оно лучше запоминается. Если бы у тебя попросили вспомнить что-нибудь просто так, то что бы ты вспомнил?

Он вспомнил бы Коль.

— Согласен. Но это скорее достоинство избирательности человеческой памяти, — настаивал Голд. — Плохие вещи, по-настоящему ужасные, вырезаны на сердце, и порезы эти ничто не залечит.

— Но их можно смягчить и жить дальше? — она произнесла это с надеждой. — Разве нет?

— Можно, — успокоил её Румпель и с улыбкой указал на часы. — Думаю, нам пора забирать нашу дочь.

— Да, пора! — усмехнулась Белль. — Она, наверное, злая и голодная.

— И поэтому нам стоит поспешить.

Не они одни пришли за Коль в тот день. Роланд их немного опередил и, как оказалось, очень кстати, потому что ей позволили уйти немного раньше. Вчетвером они отправились в небольшое кафе, расположенное недалеко от библиотеки. Роланд вызвался сделать заказ, сначала выслушал скромные пожелания Голдов, а потом участливо обратился к своей жене:

— Чего ты хочешь?

— Не знаю. Что-нибудь

съедобное, что вы выберете сами, — грубовато ответила Коль. — Вы ведь знаете, что там для меня лучше.

— Не ворчи. Как скажешь.

Он печально вздохнул и ушёл к кассе.

— Чем он провинился? — поинтересовалась Белль.

— Он меня опекает.

— Вот негодяй! — уколол Голд.

— Именно! — огрызнулась Коль. — Будто мне это требуется!

— Нам всем иногда это требуется, — мягко возразила Белль. — Ещё люди называют это заботой обычно.

Через минуту Роланд вернулся.

— Я сама в состоянии о себе позаботиться, — тут же сказала ему Коль, скрестив руки на груди.

Она спорила больше не с ним, а с собой.

— Как же все это знакомо… — прошептал Голд, сочувственно глядя на зятя.

— Разумеется, в состоянии, — ласково ответил ей Роланд. — Кто же отрицает-то?

— Извини, Роланд, — оттаяла Коль. — Правда. Я просто устала.

— Я не в обиде.

Вскоре принесли напитки для всех и обед для Коль, которая первым делом потянулась к своему американо. Но Роланд помешал ей и разрешил только после того, как добавил сливок в её кофе.

— Серьёзно?! — возмутилась Коль.

— Серьёзно. Без сливок я тебе пить его не дам, — ответил он. — Тебе вообще врач не рекомендовал его пить.

— Кстати, — вспомнила Белль. — Я так и не поняла, на какой день назначили УЗИ?

— На вчерашний, — невозмутимо ответила Колетт, приступая к обеду.

— То есть известны… результаты? — уточнил Голд.

— Да. Просто решила, что стоит сообщить об этом лично, — отмахнулась дочь. — У нас будет девочка.

Роланд невольно улыбнулся, Белль и Голд переглянулись, но не от радости.

— Ты просто вся светишься от счастья! — язвительно отметил Голд.

— Мне всё равно, — сказала Коль, пропуская его слова мимо ушей и не отвлекаясь от еды.

Всё равно ей не было. За всё то время, что они там просидели, Коль не раз менялась в лице, избегала серьёзных тем и постоянно неосознанно прикасалась к своему животу, будто успокаивала. Да и Роланда её «всё равно» не сильно трогало. Поэтому Голд решил, что не станет расспрашивать её об этом, но удержаться все-таки не смог.

Они отвезли их домой, потому что Роланд в тот день был без машины. Голд вышел проводить их, и Роланд ушёл вперёд, без слов сообразив, что он хочет поговорить с дочерью.

— Я говорю, что мне всё равно, потому что не желаю делать событие из ещё не свершившегося факта, — сказала Коль, опережая его вопрос. — Я не хочу привязываться к ребёнку, который ещё не родился.

— Вы уже связаны, — не согласился Голд. — Такие оговорки, поверь мне, не нужны.

— Ты рад, что это девочка?

— Разумеется, — кивнул он, провожая её к парадной двери. — Да и совершенно неважно, что думаю я. Вы её будущие родители.

— Да. Мы родители, — вздохнула Коль, а потом обняла его. — Пока, папа.