Последний аккорд
Шрифт:
— Ладно. Я одобряю, — улыбнулся Голд, позволяя забрать свой пиджак, но не решаясь проходить дальше.
— Роланд? — позвала Коль и сразу решила, что его нет дома: — Ушел, наверное…
— Тут я! — Роланд поспешил показаться. — Здравствуйте, мистер Голд.
— Здравствуй, Роланд, — Голд пожал его протянутую руку.
— Пап, проходи, не стой! — раздраженно сказала Коль. — И ты тоже. Столпились!
Голд и Роланд перешли в гостиную. Еще в дверях он услышал скулеж и стук когтей.
— Вы собаку завели?
—
Она прошмыгнула мимо них с Роландом и скрылась в спальне.
— Останетесь у нас? — предложил Роланд, хотя Коль его уже опередила.
— Коль уже предложила, — ответил он. — Я согласился. Но если…
— Что вы! Оставайтесь!
— Непривычно, — отметил Голд и сел на диван.
— И мне. Но если задуматься, то не так уж и непривычно, — улыбался Роланд, присаживаясь рядом. — Я же жил у вас.
— Да, верно, — неловко согласился Голд, не привыкший к искреннему радушию со стороны.
Коль тем временем вернулась с палевым щенком лабрадора.
— Большая собака…
— Будет, — удовлетворенно кивнула Коль и передала щенка отцу. — Пока он очень маленький.
— Не описается? — Голд осторожно держал щенка на некотором расстоянии от себя.
— Он — храбрый парень. Не думаю.
И это было так. Щенок из любопытства потянулся вперед, шумно втягивая носом воздух и слабо вырывался из рук.
— Кличка? — Голд посадил животное рядом с собой и провел рукой от ушей до основания хвоста.
— Фалко.
— Хороший, насколько я могу судить, — похвалил Румпель, продолжая гладить щенка.
Это заставило его снова подумать о Коль и о произошедшем. Фалко явно спасал ее от грусти и печали.
В общей сложности Голд прожил на Хантингтон Драйв трое суток. Поначалу он чувствовал себя немного скованным, боялся, что может доставить неудобства, но ни Коль, ни Роланд не дали ему ни одного повода так думать. Да и сами они обыкновенно вели себя очень тихо. Настолько тихо, что, когда Голд закрываясь в выделенной ему комнате, то ему казалось, будто он остался совсем один.
Следующие два дня они с Коль провели вместе. Обедали в кафе, бродили по городу, обсуждали каждую мелочь вроде дерева необычной формы или чудаковатой соседки, которая наблюдала за всеми с надеждой однажды стать свидетелем преступления.
В четверг Коль нужно было работать, и она ушла на весь день, оставив Голда наедине с Роландом. Они почти не разговаривали друг с другом, обменивались только дежурными словами. После обеда Роланд тоже уходил на час вместе с собакой.
— Плановый визит к ветеринару, — пояснил зять перед самым выходом. — А потом надо его приучать к улице. Я бы предложил вам пойти со мной, но два мужика и щенок могут выглядеть довольно странно.
В их случае это было бы именно так.
— Немного, — усмехнулся Голд. — Я найду чем себя занять.
—
На самом деле Голд не знал, чем себя занять, но в отсутствии Роланда ему было проще.
Первые минут пятнадцать он провел наблюдая, как меняются фотографии в электронной фоторамке в виде небольшого полупрозрачного кубика: тысячи свидетельств жизни Коль и ее мужа, наполненной событиями и впечатлениями. Он почему-то несколько удивился, когда его лицо пару раз промелькнуло среди этого бесконечного потока. Затем он ходил по квартире, разглядывал разные памятные безделушки. Когда Роланд вернулся, он как раз приготовил себе чай и, разумеется, предложил хозяину к нему присоединиться.
— Конечно, — согласился Роланд. — Только щенку лапы вымою, чтобы покрывало не перепачкал.
— Не стоит позволять собаке спать с вами, — заметил Голд. — Потом это станет серьезной проблемой.
— Поверьте, я только за, — мрачно улыбнулся Роланд, на что Голд ответил понимающим взглядом.
Вскоре они расположились в гостиной и наконец завели какую-то беседу. Сначала речь шла только о Лос-Анджелесе, а потом — о Сторибруке и о Зачарованном лесе. Роланд оживленно говорил о месте, из которого они все пришли. И у него назрел вопрос.
— Роланд, ты жил в Зачарованном лесу, а потом в Сторибруке, — прервал Голд. — Как ты справляешься в этом мире?
— Пока справляюсь. Мне нравится. Наверное…
— Наверное?
— Ну, в любом случае здесь у меня больше связей, чем там, — задумчиво произнес Роланд. — И есть нечто, чем я дорожу. Ну, и нельзя же вечно по лесам слоняться.
— Это верно.
— А вы, мистер Голд?
— А что я? — улыбнулся Голд, не ожидавший ответного вопроса.
— Почему вы спрашиваете?
— Чисто из любопытства. А может быть, и потому, что сам бы не прочь покинуть Сторибрук.
— И уехать в…
— Нью-Йорк. Или сюда. Я пока не знаю, — уклончиво отвечал Румпельштильцхен. — Тем более я обязан в первую очередь думать о тех, кого люблю.
Голд очень симпатизировал Роланду, а в душе поражался, что его дочь смогла полюбить его, и при этом любила отца, который был полной противоположностью этого славного парня.
— Вы хороший человек, мистер Голд, — вдруг сказал парень.
— Я? — изумился Голд и громко рассмеялся: — Ты забыл, кто я, Роланд?
— Нет, не забыл, — серьезно ответил Роланд. — Могу уточнить: и хороший тоже. Не смейтесь.
— Я немного удивлен. Впервые так считает некто не из моей семьи, которая упорно ищет и находит это во мне, — признался Голд, перестав смеяться. — Но, я полагаю, что ты теперь тоже моя семья. И я рад этому. Правда.
— О… Спасибо. Я тоже рад. — смутился зять. — Я всегда боялся, что вы меня не примите. И что если Коль придется выбирать, она выберет не меня.