Последний фарт
Шрифт:
— Садись! — резко прикрикнул Гермоген. — И дурак старается и вор…
— Вор?.. Я? — Петька рванул на груди гимнастерку, и пуговицы рассыпались по полу. — И ты, дед моего друга, так можешь?.. — Голос его прервался.
— Ты обворовал людей. Ты украл у них веру в новую власть. Собирайся! — Гермоген встал и взял ружье.
— Куда? — Глаза парня заметались по дому. — Убить? За что, а?
— Нет, мы высадим тебя за перевалом, и уходи. Так решили старики. — Гермоген бросил ему шубу и шапку.
— У меня
— Все можно. Не бойся, не пропадет ни один гвоздь. — Старик вышел.
Едва заалел восток, а от госторга уже отошли три упряжки. На передней сидели Гермоген и Петька. Парень несколько раз пытался заговорить, но старик точно оглох. Когда под перевалом блеснула наледь, Гермоген ударил по оленям. За поворотом сопки он остановился, сбросил пожитки Петьки, положил сверху ружье и незаметно сунул ему в карман коробку с патронами.
— Иди! Есть голова, найдешь свое место. В ревкоме передай: пришлют такого же, снова выгоним. Вернешься сам, выстегаем розгами.
Подъехали старики, сошли на лед и обступили парня. Гермоген подумал и вздохнул:
— Есть в тебе сила и добрая, пожалуй. Найди, куда ее применить. Обратно пошлют — не соглашайся. Мне больно будет наказывать тебя. А без строгости нельзя…
Петька стоял, опустив голову. Его душили слезы.
— Вы не поняли, я хотел вам добра. — Лиственницы в его глазах расплывались, лицо Гермогена превратилось в пятно.
Старик резко повернулся, сел на нарты и уехал.
— Постойте! Послушайте! — закричал Петька. — Все равно вернусь… Не в госторг только… — Он стоял с протянутыми руками и плакал. Когда он вытер глаза, упряжки уже исчезли за поворотом…
Полозов вышел из Среднекана только в начале августа. Он задержался, ожидая, когда придут вьючные лошади с продовольствием. К тому же нужно было укомплектовать артель. Он это сделал, и, когда добрался до Олы, там уже стоял пароход.
Проходя по поселку, Полозов отмечал перемены. На месте дома Попова — заросшее бурьяном пепелище. Появились вывески: «Уполномоченный Комитета содействия народностям Севера», «Профсоюз рыбаков», «Госторг». Над зданием ревкома развевается красный флаг. И все же в Оле его уже ничего не привлекало. Отвык он от поселка, привык к тайге и уже скучал по ней.
Полозов сел на катер, и тот, как жук-ползунок, запрыгал на волнах. Интересно, окажется ли кто из знакомых на пароходе?
С парохода спустили трап, и Полозов поднялся на палубу. Катерок снова развернулся и пропал в темноте.
Было тихо, только из трюма доносились глухие голоса пассажиров.
Полозов облокотился на поручни палубы. Сколько воспоминаний. На берегу осталась его юность, тревоги, волнения и заботы.
Какая-то девушка вышла на палубу, постояла, поглядела на берег, вздохнула и ушла.
Когда потух
Разбудил Полозова непонятный грохот. Он осмотрелся. На койках ни души. Все уже давно были на палубе.
Полозов умылся, взял чайник и пошел к камбузу, постучал в раздаточное окошко. Выглянуло желтое лицо в белом колпаке.
— Вам чито? А-а-а, старый товариса? — Лицо корейца расплылось в улыбке.
— Пак? Здесь?.. — удивился Полозов.
— Ходи — туда, ходи — сюда, живи совсем нету. Чито делать? Мы так боялся революсии. Капитана бери, корми, почему не служи на корабль?
— Чай есть?
— Есть обеда: кася, риба, кампот!
— Не надо обеда, давай чай. А ты продувная каналья, Пак! — не удержался Полозов.
— Осен приятно! — ухмыльнулся кореец.
Полозов вышел на палубу. Корабль разворачивался и шел бортом к берегу. Отвезут провожающих, и прощай, Колыма, Маша, друзья…
Пассажиры толпились на палубе. Полозов увидел стройную даму с большим узлом черных волос. У него замерло сердце.
— Лена, — позвал он тихо.
Женщина обернулась и быстро подошла.
— Иван! Я знала, что ты здесь. Но где ты был? Я давно уже тебя смотрю? — Она подала ему руку.
— Проспал, — признался он. — Как я рад тебя видеть.
— Я тоже, — улыбнулась она. — Ну как ты?
Он сообщил, что ревком направил его в якутский горный окрутг где комплектуется геологическая экспедиция на Колыму.
— А я еду в Хабаровск на курсы усовершенствования. Ну как там Маша?
— Учится. Ничего, — смущенно ответил Полозов.
Своим вопросом Лена как бы отрезала их с Иваном прошлое.
— Все хорошо, — Лена взяла его под локоть. — Ты добился своего, да и я тоже. Все остальное — досадные мелочи. Важно, что мы тут были первыми. Жалко уезжать и больно, что не все дожили до этих дней.
У губ Лены прорезались горестные морщинки.
— А ведь могло и у нас сложится все по-другому, — не удержался Полозов, но Лена недовольно прищурилась, окинула глазами палубу и громко позвала:
— Федот! Идите же сюда! Вот он, Полозов…
Федот крепко пожал Ивану руку.
От берега отделился катер.
— Никак Анка на катере? Да и Петр рядом. Они тоже едут учиться? — спросил он Лену.
— Петр нет. А Анка едет в Ленинград. В Институт народов Севера.
Федот подбежал к трапу и подал руку улыбающейся Анке.
По первой санной дороге Гермоген съездил в Сеймчан навестить Машу. Поездкой он остался доволен. Маша старалась учиться, да и старика встретила хорошо. На обратном пути Гермоген решил завернуть к старому Слепцову, а после домой на всю зиму.