Последний фюрер рейха. Судьба гросс-адмирала Дёница

Малютин Николай Николаевич

У него возобновилось наваждение, что он, выйдя на свободу, станет главой государства. Прочим заключенным он обещал скорое освобождение.

Последний день в тюрьме он провел 30 сентября 1956 года. Ровно в полночь ему приказали забрать свои вещи, и русский начальник тюрьмы сказал: «Распишитесь здесь, номер два», а когда он расписался, добавил: «Вот и все, адмирал Дёниц».

Хотя, пока он

сидел в тюрьме, Ингеборг получала за него пенсию как за капитана, ей удалось справиться. Она снимала несколько комнат на первом этаже виллы в Аумюле, в приятном месте. Там он и поселился после краткого «отпуска» в Баденвайлере, окружив себя книгами и фотографиями кораблей, и подлодок, и старых товарищей. Его пенсию подняли до адмиральской, на два пункта ниже, чем та, на которую он мог претендовать по своему последнему чину, однако, хотя он и не был богат, денег ему всегда хватало.

Первой делом, за которое он взялся после освобождения, было написание мемуаров. Первая книга появилась через два года, под названием «10 лет и 20 дней» (10 Jahre und 20 Tage). В ней, как и ожидалось, описывалась исключительно его деятельность в качестве морского офицера.

В мае 1972 года умерла Ингеборг, и началась последняя, одинокая фаза его жизни. Он стал христианином и достал огромное деревянное распятие, которое потом оказалось на его могиле. Становясь старше, он все больше и больше возвращался в свои юные годы, и следующий том мемуаров был посвящен этому: «Моя переменчивая жизнь» (Mein wechselvolles Leben). В ней он чуть-чуть затронул тему Нюрнбергского суда. Там же была и фраза: «Очевидно, лишь по политическим соображениям я был вынужден пойти за решетку», которая повторилась в его книге, вышедшей сначала под названием «Немецкая стратегия на море во Вторую мировую войну» (Deutsche Strategic zur See im zweiten Weltkrieg), а потом под названием «40 вопросов Карлу Дёницу» (40 Fragen an Karl Donitz). В этой книге он активно цитировал письма, которые присылали ему его почитатели, вплоть до некоторых адмиралов, бывших противников, и историков. Типичным примером является фраза британского военного историка Дж.Ф.С. Фуллера, который считал его приговор «вопиющим издевательством над правосудием, проистекающим от лицемерия».

В начале 1970-х прошлое начало догонять Дёница.

Прежних немецких военных историков, которые происходили из лагеря академического национализма и были готовы, как Редер и Дёниц, искажать факты и замалчивать свидетельства во благо государства, сменила новая волна тех, кто искал правды. Среди них были такие, как Фолькер Бергхан, который продемонстрировал грандиозные амбиции плана Тирпица, Йост Дюльфнер, показавший роль Редера в Веймарской республике и в ранние годы Третьего рейха, Герхард Шрайбер, вскрывший то, что связывало Тирпица и Редера, — стремление установить мировое господство, и Михаэль Залевски, который показал, насколько Дёниц был связан со всем нацистским государством. Начали печататься документы, например отчеты о совещании гауляйтеров в Позене в октябре 1943 года, когда Гиммлер рассказывал о программе уничтожения евреев. Шпеер опубликовал свое письмо, утверждая, что он покинул это совещание до выступления Гиммлера, а вот Дёниц выступал непосредственно перед ним. Теперь Дёниц почувствовал, что его загоняют в угол, и стал вести себя сверхосторожно. К тому времени он, вероятно, уже убедил себя в том, что ни в чем не виноват.

Между тем Залевски издал в 1975 году уже третий том своего труда, который отказались печатать в Америке. Но деятельность по вознесению Дёница на пьедестал тоже продолжалась, и во множестве книг, посвященных ему, результаты Нюрнбергского трибунала «переоценивались», как, например, в книге 1976 года под названием «Дёниц в Нюрнберге: переоценка». Он любил подписывать эту книгу. Он надеялся, что благодаря ей получит от правительства разрешение на государственные похороны. Однако ему было отказано.

Он умер в 19.10 в рождественский вечер 1981 года. Старые товарищи, хотя и были горько обижены на то, что Бонн не позволил устроить гросс-адмиралу государственные похороны и даже надеть присутствующим форму, сделали все от них зависящее, чтобы достойно попрощаться с ним в мемориальной часовне Бисмарка в Аумюле 6 января 1981 года.