Последний коммунист
Шрифт:
– Володя...
– вновь заговорила тем же самым тоном Галина Васильевна, что было для Печенкина неожиданностью. Он зыркнул в сторону седого, ткнулся взглядом в глаза жены и сообщил очень важное и очень радостное известие:
– Мизери приезжает!
– Кто? Что?
– не поняла Галина Васильевна.
– Мизери к нам в Придонск приезжает!
– повторил Печенкин громко и отчетливо.
– Мизери?
– задумалась Галина Васильевна.
– Мизери!
– азартно повторил Владимир Иванович.
– В
– А к нам зачем?
– вяло поинтересовалась Галина Васильевна.
– Зачем-зачем? Уху хлебать!
– раздраженно бросил Печенкин.
– В самом деле?
– поверила Галина Васильевна.
От досады Владимир Иванович хлопнул одной ладонью по колену себя, а другой, тоже по колену, жену.
– Джордж Мизери?
– удивилась Галина Васильевна. Она, конечно, знала, слышала об этом знаменитом американском миллиардере, финансисте и филантропе, но, озабоченная своими планами, вспомнила не сразу.
– Джордж Мизери?
– повторил Печенкин, передразнивая жену.
– Вспомнила наконец... Ты как мои архаровцы: давай, говорят, в Тихой заводи его примем, ухой накормим с дымком... Француза, на хрен, чуть не уморили...
Галина Васильевна страдальчески поморщилась:
– Володя, не ругайся...
– Я не ругаюсь, - продолжал горячиться Печенкин.
– Где?
– неожиданно спросила Галина Васильевна.
– Что - где?
– не понял Владимир Иванович.
– Где вы его будете принимать?
– В "Парижских тайнах".
– Ты его уже открыл?
Печенкин внимательно посмотрел на жену:
– Галь, ты чего? Уже год как я его открыл!
Галина Васильевна виновато улыбнулась:
– Извини, я спутала с "Арабскими ночами".
"Парижские тайны" и "Арабские ночи" были лучшими ресторанами Придонска, и оба они принадлежали, разумеется, Печенкину.
– Ха!
– засмеялся Владимир Иванович.
– Мизери я буду принимать в "Арабских ночах"... Ну, ты, Галь, даешь!
Галина Васильевна вздохнула и вновь заговорила с той же самой интонацией, не оставляющей мужу никаких надежд:
– Володя...
– Смотри, смотри!
– перебил ее Печенкин, указывая пальцем на экран.
– Но ты не склеишь зеркало чести своей жены, глупец!
– Но ты не склеишь зеркало чести своей жены, глупец, - повторил за Печенкиным индус с экрана.
Владимир Иванович удовлетворенно засмеялся.
Это восклицание и смех Печенкина остановили не только Галину Васильевну, но и седого. Неловко вывернувшись, почти съехав со своего сиденья, он обращался к Илье - монотонно и виновато:
– Раньше, конечно, честности больше было. Партбилет, как говориться, обязывал. Ты не представляешь, как им дорожили,
Тут седому пришлось замолчать, потому что в этот момент Владимир Иванович высказался насчет зеркала чести своей жены, а индус на экране, как попка, за ним повторил. Печенкин весело и озорно подмигнул седому, повернулся к жене и, приложив ладони к ее уху, азартно что-то зашептал.
Седой протяженно вздохнул, покосился на Илью и продолжил свой монолог:
– Конечно, раньше мы не знали, что такое эти доллары. Я их и в руках-то не держал. Я, конечно, теперь, богаче, чем тогда был... Да что оно, это богатство? Уверенность была зато! Уверенность в завтрашнем дне - это дороже всяких денег.
Илья оторвался от экрана и, впервые взглянув на седого, спросил:
– А как же понос?
– Понос - что понос? Таблетки для этого дела есть.
– Седой был искренен и серьезен.
Печенкин опустил руки и смотрел вопросительно на жену. Галина Васильевна тоже смотрела на него вопросительно, она ничего не поняла из того, что он нашептал ей на ухо.
– Мизери тоже в "Трех сомах" учился!
– уже ни-сколько не заботясь о том, слышит Илья или нет, во весь голос повторил конфиденциальную информацию Владимир Иванович. Галина Васильевна смотрела по-прежнему вопросительно - до нее сегодня плохо доходило.
Илья, возможно, и не слышал отца, потому что слушал седого. Тот подумал и привел еще один довод, может быть, последний в пользу прежней жизни.
– Раньше космонавты были как космонавты. Гагарин! Титов! Терешкова! А сейчас... Болтаются там, как эти...
Следующие несколько минут все четверо молча смотрели на экран, то ли увлекшись фильмом, то ли отдыхая от приватных бесед.
Галина Васильевна вздохнула в третий раз и сказала с той самой интонацией то, что хотела, что должна была сказать.
– Володя, ты должен оформить наследство.
Стало вдруг тихо, очень тихо, потому что в фильме пропал звук.
– Звук, сапожники!
– крикнул Печенкин зычно и радостно и объяснил жене: В этом месте всегда так.
Звук снова появился.
– Володя...
– вновь начала Галина Васильевна.
– Я умирать не собираюсь, - бросил в ее сторону Печенкин.
– Никто не собирается.
– Никто и не умирает.
– Все умирают.
Печенкин молчал. Галина Васильевна терпеливо ждала. Но вместо ответа он вытащил из кармана горсть семечек, стал грызть их и сплевывать шелуху на пол.
– У тебя один сын и больше уже не будет.
Это был убедительный довод.
– Москва - третий Рим и четвертому не бывать?
– это был достойный ответ. Владимир Иванович самодовольно засмеялся.