Последний конвой. Часть 3
Шрифт:
Парализовало?
Он похолодел от ужаса.
Ом-м-м-м…
Словно в ответ, правая нога пришла в движение. По коже побежали мурашки, а затем словно тысяча мелких иголок одновременно вонзилась под кожу.
Джон выдохнул с облегчением.
Все понятно. Долго лежал в неудобной позе, все затекло. Видимо, повозка не была предназначена для перевозки людей в бессознательном состоянии. Отсюда странная поза и невозможность встать без посторонней помощи. Позвоночник изогнут под невообразимым углом.
Ом-м-м-м…
Однако жив. Если бы хотели убить
…впрочем, пока не важно кто… пусть это будут просто дикари…
…не дикари-людоеды, это важно… а просто какие-то местные дикари…
…нашли его бездыханное, но все еще живое тело и решили помочь несчастному белому. Погрузили в первое попавшееся под руку транспортное средство и везут к местному шаману для лечения. Очень приличная гипотеза. Хотя, возможно, я выдаю желаемое за действительное.
Сложные мыслительные процессы сожрали весь остаток сил. Опять начался озноб, а следом за ним вернулась и боль. Ныла грудь, правое плечо и ребра, тоже с правой стороны.
Джон сейчас не смог бы поклясться на Библии, но подсознательно догадывался, что все эти травмы получены совсем недавно. И скорее всего, падением с грузовика. Придется принять как неизбежное и признать, что это не самая высокая плата за обретенную свободу.
Очень хотелось спать. Равномерное раскачивание постепенно убаюкивало. Он закрыл глаза и тут же поплыл. Голова привычно ударилась о металл.
Последнее, что он успел — мысленно произнести — «Ом-м-м-м…»
Джон то проваливался в глубокий колодец беспамятства, то вновь выныривал на поверхность. Периоды ясного сознания и полного небытия чередовались произвольно и крайне нерегулярно.
Если в редкие секунды просветления сознания он успевал открыть глаза, мозг старательно фиксировал изменение в ближайшем окружении. Но образы и ощущения были фрагментарными, измученный лихорадкой мозг не мог адекватно оценить степень опасности. Он сваливал полученные от органов чувств сведения в кладовую памяти беспорядочной грудой. Для того, чтобы аккуратно разложить все по полочкам, не хватало сил.
Вокруг светло. Его тело покоится на грубой циновке, постеленной прямо на пол. Кто-то склонился над ним и протирает лицо мокрой тряпкой, смоченной в уксусе. Изображение не в фокусе, поэтому разглядеть подробности нет никакой возможности.
Когда он возвращается в этот бренный мир в очередной раз, ситуация изменилась незначительно. Он видит морщинистое лицо пожилого африканца, пытающегося его напоить из уродливого глиняного кувшина. В горле пересохло, губы потрескались от жары.
Джон через силу делает пару глотков невероятно горькой и мутной жидкости, а затем вновь проваливается в глубокий и беспокойный сон.
Он просыпался вновь и вновь, но картина вокруг почти не меняется. Обещанный шаман так и не появился. Но зато несколько раз в его поле зрения вторгается женщина. Худая, изможденная, невысокого роста африканка с пронзительным
Мужчина не спорит, только небрежно отмахивается от жены и продолжает свое странное занятие. Обкладывает тело Джона мокрыми тряпками, быстро высыхающими на жаре. После чего он их поочередно снимает, мочит в тазике с теплой грязной водой и, не отжимая, вновь укладывает на освободившееся ранее место. Сильно воняет уксусом…
Джон пришел в себя в очередной раз поздним вечером. Приютившие его африканцы о чем-то яростно спорили между собой. Если не вслушиваться в незнакомую речь, а только анализировать интонации, становится почти понятно, о чем идет речь. Жена требовала, чтобы муж избавился от умирающего белого. И Джон мысленно соглашался с ее аргументами.
Так будет лучше для всех…
Потом как-то сразу, без перехода, наступила ночь. Над головой опять светили звезды, а в глаза били мощные фары и прожекторы многочисленных грузовых автомобилей.
Да это же колонна Метрополии!
Видимо, африканец все-таки уступил веским доводам жены и не придумал ничего лучше, чем спихнуть умирающего белого его соплеменникам. Простое и гениальное решение. Джон был готов расцеловать незнакомого мужчину.
Колонна движется в Бахр-Дар, как раз туда ему и нужно. Все просто замечательно складывается. Не придется ползать на коленях перед Джарвалем, выпрашивая джип. И Ван Лю теперь точно останется с носом.
Нет, пожалуй пальца ему будет недостаточно. Может быть, ухо? Или и то и другое сразу?
Африканец вышел на дорогу, поднял руки над головой и перекрестил их между собой. Рев многочисленных клаксонов. Бьющий по перепонкам скрип тормозов. Клубы песчаной пыли вокруг. Рычание десятков двигателей. Невыносимая вонь выхлопа паршивой солярки.
Колонна остановилась. Джон попытался приподняться, но силы совсем оставили его. В слепящем свете фар смог разглядеть несколько человеческих фигур. Спорят, яростно жестикулируют.
Он вновь ненадолго провалился в беспамятство, а когда открыл глаза совсем рядом увидел знакомое лицо.
— Ты?
— Я, Джон, я. Надеялся увидеть кого-то другого?
— Я уже вообще ни на что не надеялся…
— Скажи, Джон, какого черта ты делаешь в Африке?
Он сильно сжал кулаки, чтобы удержаться в сознании еще на миг, но это ни капли не помогло. Сама ткань пространства выскользнула из ослабевших пальцев, и, кувыркаясь в полете, Джон рухнул в бездну беспамятства.
И вновь перед глазами мучительно яркий обжигающий жаром свет полуденного Солнца. Низко-низко склоняется незнакомая женщина средних лет. Лицо довольно миловидное, хотя и помечено безжалостным африканским солнцем. Она внимательно осматривает Джона, уверенно произносит загадочные слова на незнакомом языке. Затем короткая боль, и вновь возвращается блаженный сон.