Последний паром
Шрифт:
Голос у Левиной тещи взволнованный, она у себя на Баилово (район Баку – прим. автора) услыхала, что у нас, на Завокзальной, «резня началась». Срочно требует позвать свою дочь Гюлю, которую полтора года назад выдала замуж за Леву. Женщина не скрывает своего волнения. Сама она наполовину армянка, наполовину еврейка, муж азербайджанец. Вот такой бакинский аджабсандал. И все так запуталось-переплелось...
Левина теща срочно должна услышать голос дочери и убедиться, что та жива и здорова… «Скорей,
И вот передо мной непростой выбор – оставить 7-месячного ребенка одного и быстро сбегать в другой конец двора за соседкой или закутать его в одеяло и взять с собой. Уже смеркается, во двор заглядывают какие-то темные личности, неспокойно на душе. Но Максимка сам решает дилемму, попросившись на горшок. Посадив его, я бегом устремляюсь к соседям.
Живут они на первом этаже: перед окнами палисадник с тутовым деревом, ухоженные клумбочки, в которых летом цветут пахучие чайные розы. В общем, маленький садик, радующий глаз жильцов всего дома… Забегая в подъезд, боковым зрением я замечаю беспорядок: растоптанные кустики, перевернутый столик, где вечерами мужчины играют в домино и нарды, и разбросанные по всему садику чьи-то семейные фотографии. Детишки, свадебные фото, школьные, армейские…
А вот и дверь квартиры Левы и Гюли. Я стараюсь войти спокойно, не напугав их малышку Кристинку. Вдруг вижу, что дверной косяк словно порублен топором, и сама дверь помятая, как после осады… Войдя в их прихожую, сталкиваюсь с Гюлей, которая носится по квартире и орет не своим голосом.
– Ты просто не представляешь! К нам ворвались… нас всех убьют… надо срочно убегать… Почему это я, азербайджанка, должна страдать из-за армян! Я этого не вынесу…
А вот и Лёва выходит из гостиной. Растерянный, даже испуганный. Пытаясь перекричать Гюлю, говорю Леве, что у телефона ждет теща. Быстрей, быстрей… У меня ребенок дома остался один…
Лёва, на ходу надев пальто, выбегает во двор. Я еле успеваю за ним. В нашей парадной сталкиваюсь с Ольгой, соседкой с первого этажа. Глаза у нее заплаканные, говорит заикаясь… У нее муж армянин, за годовалую дочку, которую прижала к груди, беспокоится. Одной ей дома страшно. Все вместе поднимаемся ко мне.
Из разговора Лёвы с тещей узнаем, что к нему в квартиру, в самом деле, ворвалась толпа еразов («ереванские азербайджанцы» - прим. автора). Лёва где-то раздобыл липовые документы на еврейскую фамилию. Был Левон Погосов – стал Лев Бронштейн. Показал паспорт погромщикам. Правда, уже после того, как они почти выломали дверь. Главарь повертел «документ» в руках и вернул испуганному Леве с угрозой:
– Ну, смотри, если обманываешь… Мы все равно вернемся…
Выложив всю информацию и получив от тещи ц.у., Лёва уходит, а мы с соседкой Олей и с детьми остаемся одни в тревожном ожидании… И вот тут до меня вдруг доходит весь ужас ситуации: я оставила ребенка одного в незапертой квартире – это раз, мало ли что могло случиться со мной во дворе, когда я ринулась к соседям – это два, да и что теперь дальше будет – это три… Как говорится, испугалась задним числом…
Часы показывают около шести вечера, вот-вот вернется с работы мой муж. Я никогда так сильно его не ждала. Оля тоже ждет своего. Ждем наших спасителей и защитников. За окнами совсем стемнело, но свет в квартире зажигать мы не стали. Из окон, которые выходят на улицу Спандаряна, я вижу, как с четырех сторон стекается толпа мужчин, вооруженных палками, арматурой, металлическими цепями. Вся эта темная масса агрессивно настроена. Глаза погромщиков шарят по окнам всех домов, расположенных вокруг них, и непонятно, каким будет их следующий шаг…
Как назло, моему мужу именно в этот день приспичило заехать к своим родителям в военный городок, т.к. он случайно оказался в том районе. Он мне оттуда позвонил узнать, как дела дома… Захлебываясь от эмоций, я прокричала в трубку о том ужасе, который творится у нас, на Завокзальной, потребовала, чтоб он срочно ехал домой.
Соседка Оля уже собирается к себе, и мне становится жутко оттого, что я останусь одна с грудным ребенком. Проходит еще не менее часа, пока муж возвращается домой, прихватив с собой свою маму…
О моей свекрови нужно рассказать отдельно. Это женская копия, если можно так сказать, внешности Ельцина. Позже, когда мы обнаружили это сходство, то стали называть ее «Ельцин в юбке». Во всем остальном свекровь была обычной деревенской женщиной из саратовской глубинки. Она спаслась от послевоенного голода переездом в Баку, где вышла замуж за такого же деревенского паренька из Горьковской области, родила ему четырех сыновей. Мой муж был в семье самым младшим и любимым. Видимо, этим и объяснялось ее постоянное присутствие в нашей семейной жизни, несмотря на то, что жили мы отдельно, в моей родительской квартире…
Моя мама к тому времени с братом переехали в Калужскую область, а мне надо было институт заканчивать. Да и не собиралась я никуда из Баку, все надеялась, что «рассосется»…
Язык у моей свекрови - острее бритвы, и резала она этой бритвой налево и направо, не стесняясь в выражениях. Ее языка боялись все – муж, сыновья, соседи, даже офицеры военного училища, где она работала кочегаром… Чего уж говорить обо мне, девочке из семьи потомственных врачей, внучке доктора медицинских наук.