Последний паром
Шрифт:
– Зарико, как брата прошу, не подведи, - просил Гурик, бросая зары.
Но выпадало все не то. Не его был день. Все три партии (а последнюю вообще с марсом) Гурик проиграл.
– Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, - игриво произнес Андрей Макарыч, наблюдавший за матчем и бывший вроде судьи. – Давай, Гурька, девки заждались тебя.
Ашот победоносно смотрел на соседа...
Та не сразу отворила дверь.
– Чего надо? – бросила недовольно женщина и с удивлением посмотрела на букет.
– Ты... вот что, Тоня...
Антонина Васильевна слегка опешила – так ее давно никто не называл.
Гурик прокашлял:
– Короче, пришел подарить тебе букет цветов.
– Ты что, спятил совсем?!
– Зачем спятил? Решил приятное тебе сделать. Понимаю, 8 марта прошло давно, а день рождения у тебя еще не наступил... Кстати, а когда у тебя день рождения будет?
– Не твое дело!
Андрей Макарыч, Ашот и дворовые пацаны молча наблюдали за происходящим. Может, если б не «зрители», Антонина Васильевна не стала бы так строго разговаривать с этим малохольным. Ну, взяла бы, наверное, букет и дверь перед носом захлопнула. А тут за ними наблюдали. Неспроста это, догадалась женщина.
– Ладно, день рождения не причем. Просто так, по-соседски решил преподнести тебе букет цветов. Что, нельзя, что ли?!
Гурген разоружил ее своей по-детски непосредственной улыбкой. А она... Она сама не понимала, что с ней происходит. Ведь ей никто и никогда не дарил цветов. Ни сбежавший пять лет назад муж, ни на работе, ни молодежь, приходящая с племянником Витькой к ней в дом. Да и сам Витька ни разу... А тут...
Антонина Васильевна строго посмотрела на соседа, протянула руку и взяла букет. И быстро захлопнула дверь, так и не поблагодарив.
Гурик был доволен. Одно дело сделано.
Теперь предстояло совершить визит к другой непростой женщине, в самый конец двора.
Ашот от удивления раскрыл рот, а Андрей Макарыч с ухмылочкой посмотрел на Гургена:
–
Гурик особо не заморачивался над тем, что он скажет девушке. У той с головой не все в порядке. Но вот как поцеловать ее? А вдруг истерику закатит? Потом жаловаться к участковому пойдет. А объясняться с Мамедовым или с теткой этой Марии ему не очень хотелось.
Звонка у Марии не было. Он долго стучал в дверь, пока не раздался голос хозяйки:
– Наташка, ты что ль?
– Нет, это не Наташа. Это я, Гурген.
Молчание...
– Чего тебе?
– Дело есть, Маша-джан. Открой дверь, пожалуйста.
Опять молчание... Казалось, Мария неспешно переваривала полученную информацию.
Наконец, заскрежетал засов, заскрипели дверные петли, давно не знавшие смазки.
На пороге стояла Мария. Но не в привычном байковом халате, в котором одна изредка появлялась на людях, а в нарядном платье из бежевого ситца, с искусственной алой розой на груди. Волосы девушки были аккуратно уложены в прическу. Гурик даже удивленно подумал, что она специально готовилась к его приходу. Он внимательно посмотрел на Марию, в ее по-детски доверчивые светло-голубые глаза и понял, что она не только со странностями, но и очень хороша собой. В этот момент он пожалел, что дал на цветы только рубль. Надо было и Марии букет купить...
Визитер был бы не против, чтобы дело не ограничивалось одним поцелуем. Вот только как начать, как порог дома переступить? Но Мария, хоть и намарафетившаяся, к себе не приглашала. Да и поцеловать ее надо было на виду у всех. Иначе не считалось.
Гурик воспользовался своим козырем. На его смуглом лице появилась обворожительная улыбка, которая сводила с ума многих женщин. Наверное, не устояла перед его чарами и принаряженная Мария. Он это понял, когда увидел, что ее глаза повлажнели. Гурик протянул к ней руки, погладил за плечи, потом нежно провел пальцами по щеке.
Все происходящее, такое непривычное, девушку удивило. Она не совсем понимала, что делает этот нежданный гость. Поняла только, что ей приятны его ласки, его белозубая улыбка... И он совсем не белогвардеец.
Гурик приблизился к Марии. Почуял ее запах – смесь духов «Может быть» и кабачковой икры. Ему показалось, что пухлые губы девушки изобразили подобие улыбки, а в ее глазах зажглись игривые огоньки. Гурик почувствовал, как тоскливо все сжимается в его груди. Переступив порог, он тихо и осторожно поцеловал Марию в лоб, точно ребенка несмышленого. Потом опустил взгляд и, быстро повернувшись, пошел прочь...