Последний полет Гагарина
Шрифт:
— Правильно! — донеслось из зала.
— Насколько я смог понять, на электровозном заводе ситуация хуже, чем в среднем по отрасли. Что-то исправить нужно немедленно, а не ждать результата реформ. Забастовка, товарищи, ничего не решит. Зачинщиков накажут. Завод могут и закрыть, хотя бы на время. Останетесь вообще без ничего. С Советской властью нужно дружить, взаимодействовать, а не бороться против неё.
— С этими боровами — дружить? Юрий Алексеевич, сами на них посмотрите, особенно на того, кто справа от вас, — говоривший сидел в первом ряду, он, в отличие от самого первого, блатных замашек не имел и татух на видных местах не носил.
Правду сказал. Сидевший от
— Советская власть, товарищ, не ограничивается местным исполкомом и комитетом компартии. Я вижу, что товарищи из Новочеркасска не смогли решить ваших проблем или не захотели их решать. Сам тоже не вправе выделить вам финансирование на строительство жилья, улучшение условий труда и повышение зарплаты. Но! К Гагарину прислушиваются. Меня уважают даже больше, чем, по моему мнению, заслуживаю. Сегодня же выезжаю в Москву, напишу докладную записку в ЦК КПСС и в профильное министерство. Очень надеюсь, меня не пошлют далеко в неведомые дали, иначе отправлюсь лично к Шелепину. Товарищи! Но прямо завтра, как бы удачно ни оправдались мои усилия, вы улучшений не почувствуете, не буду вам врать. Потребуются недели, а то и месяц-два.
— А если через месяц ничего? — буркнула Матрёна Тимофевна, хорошо хоть без мата и на два тона ниже, чем во время её первого эмоционального спича.
— Тогда скажете всем, что Гагарин вас подвёл, он — балабол и пустомеля.
Последние слова бросил умышленно. Когда… нет, не отраслевой министр и не секретарь в соответствующем отделе ЦК, а Семичастный читал мой доклад, там красной нитью прошло: нельзя ронять имидж первого космонавта. В итоге из ЦК КПСС в Новочеркасск прибыла комиссия, откуда-то нашлись деньги и на закладку жилого дома для электровозостроителей, и на матпомощь. А я был вынужден тщательно отбиваться от просьб походатайствовать за кого-то в очередной раз. Предотвратил Новочеркасский расстрел и, наверно, отмолил какую-то часть грехов перед богом, закинувшим меня в пятьдесят седьмой.
Но оставим за бортом личные счёты со всевышним, если он существует, верю в него с трудом. Одной только гордостью за космос советский человек не накормит и не согреет детей. Экономика перенапряжена непроизводительными статьями расхода. А тут ещё мы с Королёвым со своим лунным проектом…
Глава 9
9
Отпуск провели на Смоленщине. Я уговорил охрану «девятки» на время оставить меня в покое и охранять издали. В общем, в Гжатск поехали на «волге», вторая «волга» маячила в зеркале заднего вида. Алла получила-таки водительские права, но за руль сесть не решалась, пока в салоне дети, пасла их на заднем сиденье. Прожорливой птичкой управлял сам, чувствуя некоторую растренированность, привык полагаться на служебный транспорт с водителем.
Ксюша впервые попала в деревню, для неё лошадь, корова и коза были столь же экзотичны, как космическая ракета. С животными ладила плохо, лезла к ним играться, но собаки на неё лаяли, коты шипели и сбегали, козы пытались боднуть. Что поделаешь, типично городской ребёнок.
Оставляя детей на бабушку, отправились впятером по грибы — мы с Аллой, оба брата и сестра. Вся родня с необычайной готовностью бросала дела, брали отгулы на работе из-за нашего приезда, приятно, но слегка неудобняк. Гэбисты, предупреждённые заранее, тоже старательно изображали грибников, держась на удалении.
Улов был хорош, по мнению Бори. Мы с Аллой переглянулись, понимая друг друга без слов. Собирали только белые и подосиновики, за три часа наполнили лишь по
Зато здесь присутствовал спортивный интерес.
Сложили добычу в багажник, предварительно достав оттуда припасы. Костёр, котелок, в кипящую воду полетело мясо. Затем картошка, лаврушка, горошины перца, ещё какие-то приправы. Алла занималась готовкой и дома, ничего особенного. Но в ароматном хвойном лесу на поляне, с черничником в подлеске, под журчание речки, текущей рядом, под небом, украшенном кучевыми облаками, это было совсем иное дело, чем под крышей квартиры. Освобождённый от каких-либо полезных обязанностей, я просто растянулся на покрывале, закинув руки за голову. Как же хорошо…
Борька опустился на корточки рядом.
— Нравится? Что же не приезжаешь чаще?
— Жизнь такая. Сам знаешь, даже с родителями Аллы познакомил вас только через два с половиной года после свадьбы.
Он украдкой глянул, убедившись, что она не слышит.
— Мы так удивились! Ты взахлёб рассказывал о Валентине! Вдруг и девушка другая, и ты…
— Тоже другой? — я ступил на тонкий лёд, ощутив, что прелесть летнего дня улетучилась. — Наверно, другой. Авиация, космос. Ответственность. Чёртова всенародная популярность, надоевшая до бениной матери. Боря, учти, ты столько не пережил и, конечно, изменился меньше по сравнению с тем Борькой, которого помню до отъезда в Саратов. Повзрослел, да. Признай, внутри мы те же пацаны, что прятались от немцев в землянке.
Он вздрогнул. Больше всего не хотелось, чтоб мрачное воспоминание он попытался перебить радужными «а помнишь» из более светлой поры. Я поднялся и шагнул к Алле, делая вид, что спешу на помощь.
Нельзя расслабляться! Никогда. Я воспринимаю их как родню, но ничто меня не убережёт от разоблачения, если хоть что-то потребуется вспомнить из тех времён, когда необходимо знать подробности жизни настоящего Гагарина до авиаучилища.
Для себя сделал выводы и отмалчивался в бане с отцом и братьями, в остальное время старался постоянно находиться ближе к Алле. С ней проще, все воспоминания с ней — общие, реальные, ничего не нужно выдумывать.
Алла заходила в парную с мамой и моей сестрой во вторую очередь, когда пар ослаб. Мы же оттягивались на максималках.
Частный дом, выделенный родне сразу после первого космического полёта, бани не имел. Батька мобилизовал обоих пацанов, её отстроили из толстого соснового кругляка, позволив себе некоторый шик, и баня вышла на славу, здоровенная, вполовину деревенской избы-пятистенки по площади. В ней была парная, моечная и общая комната со столом, скамьями и вешалками для одежды.
Сам процесс подготовки к банному таинству, для многих горожан забытый или вообще чуждый, представлял целый ритуал. Растапливалась печь, причём топка выходила в моечную. Над печью находилась здоровая бочка литров на двести, наполняемая из шланга, вода в ней нагревалась почти до кипения, вторая бочка хранила холодную воду.
Старший брат наполнял ушат, бросал в него веники, непременно берёзовые для мужчин и нежные дубовые для женщин, оставлял в парной, они мокли несколько часов. По стенкам висели пучки ароматных трав. Когда температура поднималась, Валентин брал луковицы, шинковал их на тонкие дольки и раскладывал по полкам. В первый заход в парную аж глаза резало от лукового духа, но он очень быстро иссякал, а брат убеждал, что это народное средство, очень полезное для профилактики простуды. Поскольку Алла находилась далеко, апеллировать к её медицинским знаниям я не мог и мужественно терпел.