Последний рассвет Трои

Чайка Дмитрий

— А ведь очень неплохо, — сказал я, и Креуса даже порозовела от удовольствия. Она встала, подбросила в очаг косточки маслин, которыми мы здесь топим, и снова уселась в кресло.

— Надо связать подарок твоему отцу, — сказал я. — Думаю, он будет счастлив по такой-то погоде.

— У меня есть пурпур и золотые нити, — понятливо кивнула Креуса. — Царь не может носить грубую шерсть.

Правильно, — думал я. — Сначала подарим носки царю и царице, а потом, когда это станет модным, пустим нашего купца торговать. Пусть отрабатывает свою кашу, бездельник языкастый. Надо рабынь сажать за спицы. Пусть лучше вяжут, чем ткут. Это куда выгоднее для семейного бюджета.

— Эней!

Креуса! — в комнату с шумом вошел отец, напустив холода с улицы. Он снял плащ, сшитый из волчьих шкур, повесил его сушиться, а потом повернулся ко мне и протянул короткое, толстое копье с железным наконечником. — Вполне неплохо. Взял им кабана только что. Как ты это сделал? Ведь железо — мягкий металл!

— Железо можно улучшить, отец, — пояснил я, — если прокалить вместе с толченым в мелкий порошок углем. Так оно становится даже тверже бронзы. Мастер Урхитешуб уже работает над этим. Если хочешь, я покажу.

— Ты знаешь, — Анхис сел на табурет и придвинулся поближе к огню, протянув к нему озябшие руки. — Я ведь думал сначала, что боги помутили твой разум, сын. А теперь я думаю обратное. Они шепчут тебе, вкладывая в твою голову свою волю. Я уже перестал удивляться чудесам, что происходят вокруг нас. Всю жизнь я управляю колесницей, а ты сделал свой хомут вместо привычного мне ярма. Получается так, что я, знаменитый на всю Дарданию воспитатель лошадей, ничего о лошадях не знаю. Сегодня я ехал на спине коня, как кентавр из северных степей. Это так необычно… Но послушай своего отца! Попона не годится! Нужно равномерно распределить вес тела, иначе мы искалечим спины коней.

— Да, отец, — понурился я. — Я пытался, но не смог. Я знаю, что на попону нужно положить седло, но у меня ничего не вышло. Поможешь?

— Помогу, — серьезно кивнул Анхис. — У меня есть пара мыслей.

— Спасибо, отец! — я совершенно искренне обрадовался. Анхис, опытнейший воспитатель лошадей, сразу увидел мою ошибку. Он нутром чует своих коняшек. По-моему, он даже разговаривает с ними, а они разговаривают с ним.

— Скажи мне, что это всё, Эней, — просящим взглядом посмотрел на меня Анхис. — Иначе чудеса не поместятся в моей многострадальной голове.

— Не всё, — покачал головой я. — Весной я уплыву, поэтому тебе придется научить людей биться в конном и пешем строю.

— В пешем строю? — непонимающе посмотрел на меня Анхис. — О чем ты говоришь, Эней? Мы от веку бьемся пешими.

— Я велел сделать длинное копье, — пояснил я ему. — Оно называется сарисса. Нужно очень много тренироваться, чтобы биться им. Это сделаешь ты, меня все равно никто не послушает. Да и уплыву я весной в Аххияву.

— Великие боги, дайте умереть своей смертью! — возвел к небесам очи отец. — Я за всю жизнь не видел столько странного, как за последний год!

Он взял у Креусы носок, удивленно повертел его, разглядывая, а потом надел на ногу и с блаженным видом пошевелил пальцами.

— Хорошо-то как! А где второй? Уважь старика, невестушка. Если мои кости будут в тепле, я готов удивляться и дальше.

1 Черноголовые — самоназвание жителей Междуречья.

2 Море Ассува — Мраморное море. От древней страны Ассува происходит топоним Азия.

Глава 15

Феано раньше даже представить себе не могла, что бывают такие красивые платья. Для нее одежда — это хитон или длинный пеплос, который носили богачки из дворца на горе. Только теперь девушка поняла, что никакие не богачки царские жены с Лесбоса, а самая что ни на есть нищая деревенщина. Дочери Агамемнона и ванасса Клитемнестра носили платья до того яркие и искусно

пошитые, что Феано чуть слюной от зависти не захлебнулась. Синие, желтые, коричневые, красные и даже пурпурные ткани были пестрыми, украшенные тончайшей вышивкой. Широкий пояс могли стянуть в талии, а подол платья сделать из разноцветных клиньев, которые спускались вниз слой за слоем. Все это великолепие еще и золотыми бляшками могли обшить по кругу или цветной тесьмой.

Она таки попала в услужение к царевне Электре. Феано девушка пригожая, скромная и послушная. Именно так и расписал ее достоинства дворцовый чиновник, который получил за это серебряное кольцо и несколько сладостных минут на мешках с шерстью. Управляющий дворцом равнодушно взглянул на нее и кивнул, дозволяя прислуживать на пиру. Она справилась и шагнула на ступеньку вверх, потому как пир — это лицо царя. Если это лицо уродливо, то и чести ванакса наносится немалый урон. А потому, заметив ее старания, молчаливость и скромность, господин управляющий перевел ее в покои второй дочери владыки Агамемнона. Он тоже получил свои несколько приятных минут, а Феано, едва скрывая отвращение, старалась как могла, ублажая этого борова. Возвращаться к остальным рабыням, чтобы сучить нити и молоть зерно она не желала категорически. За этакое счастье можно немного и потерпеть.

Так она прочно окопалась в покоях царевны Электры, которые располагались вдалеке от того места, где вкалывали ее бывшие соседки по тесной комнатушке. Здесь было просторно и светло, а стены завешивали цветными тканями, скрывая за ними грубую кладку. Сама царевна спала на резной кровати, прикрытая толстым покрывалом, а Феано — на топчане неподалеку. На улице зима, а в покоях стояла жаркая духота, потому что дочь Агамемнона была изрядной мезлячкой. Изящные бронзовые жаровни чадили день и ночь, и Феано только и бегала за углем, подсыпая все новый и новый взамен прогоревшего. Электра оказалась девушкой порывистой, острой на язык и весьма неглупой, которая от своей старшей сестры Ифигении отличалась разительно. Та, напротив, росла задумчивой и нерешительной, погруженной в мечты. Феано же, изучая свою госпожу день за днем, понемногу начинала улавливать ее настроение, и изо всех сил пыталась угодить. Электра — девчонка молоденькая, лет двенадцати, но ладошка у нее весьма крепкая. Врезать может от души. Характер у нее тоже сложный, иному мужу впору. Была она упряма просто невероятно.

— А еще, госпожа, говорят, львы на коров в Тиринфе напали, — трещала Феано без умолку, превращая спутанные после сна светло-русые волосы1 царевны сначала в идеально гладкую волну, а потом в затейливую укладку из кос, из которой по бокам выпускались завитые локоны. Она вплетала в прическу ленты и золоченые нити, продолжая болтать без умолку.

— И много коров задрали? — заинтересовалась Электра, которая придирчиво осматривала себе в полированное бронзовое зеркало. Она довольно мила: большие выразительные глаза, опушенные густыми ресницами, приятный овал лица и точеный носик.

— Целое стадо сожрали! — Феано в притворном ужасе обхватила щеки и глупо открыла рот. Сработало, ее госпоже нравились придурковатые слуги.

— Да врут! — отмахнулась Электра, которая, тем не менее, слушала болтовню рабыни с жадным любопытством.

— Люди так говорят, — развела руками Феано и аккуратно размотала локон с деревянного цилиндра. Да, вот так! Волосы упали небрежной волной, как и задумывалось.

Царевна, хоть и обладала умом сугубо практическим, сплетни очень любила. Тут ведь и заняться-то особенно нечем. Скоро к матушке на поклон идти, потом завтрак подадут, а там пора садиться ткать. Негоже знатной девице бездельничать.