Последний рассвет Трои
Шрифт:
— Эней! — приветливо кивнул дядя. — Эти достойные люди приехали к тебе. Удивительные вещи они рассказывают.
— На свете есть вещи не менее удивительные, — отмахнулся я и поставил на стол шлем. — Например, вот это. Ну как, дядя? Это то, что ты хотел?
— Великие боги! — Акоэтес неприлично раскрыл рот. — Глазам свои не верю!
Он вскочил и трясущимися руками схватил блестящий бронзовый цилиндр с торчащей вверх ярко-красной щеткой из конских волос.
— Погоди! — сказал я. — Подшлемник нужен, иначе голове даже в таком шлеме не уцелеть.
Я протянул ему плотную шапку, набитую все тем же волосом. Он дрожащими руками надел ее на макушку,
— Удобно! — сам себе не веря, сказал Акотес. — И голова поворачивается во все стороны, и шея прикрыта! Ну, племянник, ну угодил! Тебе и впрямь боги шепчут!
— Почтенные, — перевел я взгляд на купцов и поднял вверх растопыренные пальцы левой руки, где тускло поблескивало изделие троянских ювелиров. — Вот это кольцо весит ровно один вавилонский сикль. У меня есть девять рабов, за которых вы должны пятьсот сорок таких колец. Я приму серебро по весу, но перед этим тщательно проверю ваши гири.
— Хорошо, молодой господин, — с серьезным видом кивнули купцы. — Это законное требование. У нас в обозе едет женщина и четверо детей. У нее нет ничего, поэтому мы везли и кормили ее бесплатно. Хотелось бы что-то получить за это.
— Как ее зовут? — спросил я,
— Нана, — ответили купцы. — Имен детей мы не спрашивали.
— Это она, — кивнул я, — У меня девять дармоедов, которых я кормил всю зиму! Так и быть, я не стану брать с вас то, что они проели за это время, а вы не вспоминаете, что съела одна единственная баба с маленькими детьми. Тащите сюда серебро и весы. Рассчитаемся прямо здесь. Не будем терять времени, почтенные. Время — это и есть чистое серебро.
Да-да, тут все еще нет такого понятия, как деньги. Я подумывал было исправить это упущение, но в свете надвигающихся событий… Зачем?!!!
Обладание такой кучей серебра — это по нашим временам не столько великое счастье, сколько мишень, нарисованная прямо на моем тупом лбу. Как же я сглупил! Надо было купцов к нам в усадьбу притащить. Хотя, с другой стороны, они дяде и так уже все рассказали. Шила в мешке не утаишь. Но все равно, знать о куче серебра у родного брата и своими глазами видеть эту кучу серебра — это совсем разные вещи. Дядя мой, хоть и был неплохим мужиком, заревновал не на шутку. На берегу зимует мой корабль, который я уже приказал осмолить перед поездкой, а у него самого корабля так и нет. Казна царства почти пуста, а племянник уезжает из его дома с половиной таланта серебра и даже не реагирует на намеки, что неплохо бы поделиться по-родственному. Я намеки старательно проигнорировал, и взамен удостоился долгого и весьма неприязненного взгляда дядюшки. Пришлось пообещать, что поеду в Аххияву, привезу оттуда товар и заплачу пошлину честь по чести. Так ему даже больше достанется. Положа руку на сердце, заплатить придется и в Трое тоже. Продавать-то его мы там будем. Дядя кивнул, услышав обещание, и взгляд его слегка потеплел. Но только что слегка. Той искренней приязни, что была между нами раньше, не осталось и в помине. И даже роскошный шлем царя, предмет зависти всей Дардании, мне не помог. Вот так большие деньги самых близких людей ссорят. Надо ли после этого удивляться, что царь любые новшества в военном деле запретил, а копье сариссу, которую показал ему мой отец, прилюдно высмеял. Он прекрасно понял, откуда ветер дует, и терять авторитет,
Надеть сандалии и носки — признак невероятного дурновкусия, но только не в двенадцатом столетии до рождества Христова, и не в Трое. Здесь шерстяные носки — это ультрамодный аксессуар, предмет всеобщей зависти и символ высочайшего статуса. По крайней мере, ту партию, что связал ткацкий цех во главе с моей женой, мы распродали довольно быстро и с хорошей прибылью. Бывший купец Кулли занялся этим, освоив работу коробейника и коммивояжера в одном лице. Он обошел все знатные дома и презентовал товар, который здешние уважаемые люди видели во дворце. Царь Приам, старые кости которого требовали тепла, не снимал их даже сейчас, когда солнышко светило вовсю. Для него вязала Креуса лично, а потому не носки это были, а нечто невероятно яркое и роскошное, где пурпурный цвет переплетен с ультрамарином и золотом.
Я же изо всех сил старался смотреть не на это чудо легкой промышленности, а примерно в район подбородка тестя. Я очень боялся заржать, если опущу глаза вниз, а делать этого было категорически нельзя. Разговор шел серьезный. Добрым дедушкой царь сегодня не притворялся, он был деловит и собран, а на лице его застыло недовольное выражение, как и всегда, когда предстояли ненужные траты.
— Антенор, — обратился царь к свояку, который выполнял в Трое роль, схожую с ролью премьер-министра. — Сколько там наших баб?
— Девятнадцать, великий царь, — угодливо произнес Антенор, который щеголял в схожем чулочно-носочном изделии, но без золота и пурпура. — Это если никто не помер за это время. Если помер, то меньше, конечно.
— Что повезем в подарок? — с кислой миной спросил Приам.
Все, даже сидящий рядом со мной Гектор, прекрасно понимали, что не подарки это, а самый что ни на есть выкуп за украденных женщин. Но приличия нужно блюсти. Мы как бы по дружбе подарим царю Менелаю кучу всяческого добра, а нам как бы бесплатно вернут наших женщин. Никакого урона чести, только рост авторитета, куда ни кинь.
— Меди три таланта, — начал перечислять Антенор. — Хитонов длинных — десять, хитонов коротких — десять, меда — шесть горшков средних, панцирей черепахи — пять штук, олово…
— Остановись! — резко оборвал его царь. — Меди двух талантов будет достаточно, а олова вообще не дам. Тканей добавь, если нужно, и серебра.
— Хорошо, великий царь, — поклонился Антенор. — Как прикажете.
— Идите все, — взмахнул рукой Приам. — А ты, Эней, останься.
Я молчал, пока он сверлил меня изучающим взглядом. Видимо, царь ждал, когда я проявлю любопытство, но я радовать его не стал и сидел с наиболее подобающей случаю физиономией. То есть смотрел на него с придурковатой преданностью, но что он не купился ни капли, только поморщился едва заметно.
— Ты на редкость прыткий паренек, — сказал он наконец. — И я по-прежнему не понимаю, что у тебя в голове. Ты отважный воин, и в этом нет никаких сомнений. Я трижды проверил каждое твое слово. Ты и впрямь полез в одиночку на пять сотен данайских наемников. Я бы сказал, что ты круглый дурак, но ты сумел сначала их запугать, потом договориться, а потом получить с них рабов, за которых взял огромный выкуп. С другой стороны, ты занялся низменным делом, недостойным знатного воина. Ты хочешь поплыть в Аххияву, и прихватишь собственного купца, чтобы он торговал за тебя. Я ничего не путаю?